Золотой торквес (Изгнанники в плиоцен - 2)
Шрифт:
Он вернулся, когда почти стемнело. Кроме грибов, притащил ляжку молодого дикого кабана.
– Остальное спрятал в дупле. Завтра приволоку. Только чтоб как следует прожарила, слышишь?
– Да уж постараюсь. Знаю, что иначе мне несдобровать.
– Она схватила мокрые мозолистые руки и поцеловала их.
– Спасибо за грибы.
– Весь промок, - проворчал он, стягивая куртку из шкур, штаны и грубые мокасины. Потом подошел погреться у огня, а она прижалась к нему и тоже с улыбкой глядела на пламя.
Летом он уже родится, и тогда они
– Ешь. Я просушу одежду и разберусь с мясом.
Ближе к ночи дождь перестал. Стейн поднял откидную дверь и вышел наружу; его не было довольно долго, и когда она услыхала его шаги, вышла навстречу и встала рядом в тихой и влажной тьме. На небо высыпали звезды.
– Люблю это место, - сказала она.
– Люблю тебя, Стейн!
Он обхватил ее одной огромной рукой и ничего не ответил, только смотрел на звезды. Зачем им улетать отсюда? Они часто говорят об этом, но для чего им искать других людей? Кто знает, что еще за люди окажутся! К тому же на континенте в чащах промышляют фирвулаги. Он видел из кустов их пляшущие костры.
Им повезло - не наткнулись на гуманоидов, когда пробирались в здешний рай. Безумие опять рисковать, двойное - брать новорожденного младенца в путешествие на шаре. Шар, он ведь непредсказуем. Летит сам по себе, а не по твоей воле. Если они неожиданно нарвутся на сильный ветер, то их отнесет за сотни километров. Может даже отнести на юго-восток, через всю Францию, к Средиземноморью.
Ни за что! Никто его не заставит смотреть, что они там натворили!
– Ой, Стейн!
– воскликнула Сьюки.
– Глянь, звезда летит! Или... что это? Очень уж медленно летит. Ах ты, поздно, скрылась за тучей! А я желание не загадала.
Стейн взял ее за руку и повел обратно в их маленький домик.
– Ничего, - сказал он.
– Я за тебя загадал.
Огни дисплея орбитальной станции погасли, приборы уже не подавали сигналов. Без сил, без кислорода аппарат тем не менее держался своей орбиты, вращаясь над миром на высоте чуть меньшей, чем пятьдесят тысяч километров.
Почти все время темный борт корабля был не виден на фоне космической черноты. Но изредка все же солнце ударяло в щиток, освещая лицо Ричарда. В кратком просветлении он вновь уносился на Землю.
А маленькая разбитая птица все вращалась и вращалась по кругу. До бесконечности.
В Горном Дворце короля в Высокой Цитадели поредевший Карликовый Совет фирвулагов собрался, дабы обсудить процедуру избрания Полноправного Властелина Высот и Глубин, Монарха Адской Бесконечности, Отца всех фирвулагов и Незыблемого Стража Всем Известного Мира.
– Ну, теперь жди беды, - объявил всем Шарн-Мес.
– Почему это?
– удивилась Айфа.
Он сообщил ей и остальным дурную весть:
–
Огромная черная птица по спирали спускалась туда, где пировали ее соплеменники. Стервятники процветали, как никогда, по всему Североафриканскому побережью. Пиршество продолжалось уже четыре месяца, а съестные припасы все не иссякали.
– Ка-арр!
– проговорила вновь прибывшая и злобно нахохлилась, когда соседка и не подумала отодвинуться, чтобы дать ей место на скелете дельфина.
– Ка-а-а-аррр!
– повторила она и захлопала крыльями.
Это была большая птица, чуть не вдвое превосходившая остальных; в глазах ее блестело безумие.
Стая с неохотой отлетела в сторону и оставила гостью пировать в одиночестве.
– Едут! Едут!
– крикнул козопас Калистро и помчался вдоль каньона в Скрытых Ручьях, забыв о своем стаде.
– Сестра Амери, и вождь, и все остальные!
Люди высыпали из хижин и взволнованно перекликались. Длинная кавалькада уже показалась на окраине деревни.
Старик Каваи услыхал крики и высунул голову из двери крытого розовой черепицей дома мадам Гудериан под сенью сосен. Увидев кавалькаду, он присвистнул сквозь зубы.
– Они!
Маленькая кошка выпрыгнула из ящика под столом и чуть не сшибла его с ног, когда он подошел к столу за ножом.
– Мне ж еще цветов надо нарвать!
– Он строго погрозил пальцем кошке.
– А ты смотри, вылижи хорошенько своих котят, чтоб они нас не опозорили!
Завешенная марлей дверь захлопнулась. Бормоча что-то себе под нос, старик нарезал охапку пышных июньских роз и поспешил по тропинке, роняя розовые и алые лепестки.
ЭПИЛОГ
Вспомнив случай из детства, молодой рамапитек вернулся к озеру Исполинских Птиц.
Тропа, протоптанная большими существами более года назад, не заросла, так как лето выдалось засушливое и глубокое озеро было благословением для жаждущих. Однако рамапитека привела сюда не жажда.
Он медленно подполз к берегу. Вот она, птица! Он скрючился под ней и удивился: почему она кажется меньше? И дырки в животе нету, и подъемника тоже. Но это она, его птица! Память о ней навечно застряла у него в голове. Мать тогда напустилась на него, выхватила, зашвырнула драгоценную, блеснувшую на солнце игрушку далеко в чащу.
Вот сюда, в заросли можжевельника. Он пошарил мохнатой коричневой лапой в колючих ветках. Поскреби высохшую землю. Хорошенько взрыхли, перерой все.
Лапа нащупала что-то гладкое и твердое. С великой осторожностью рамапитек вытащил его. Точно такой, каким сохранился в памяти. Щелкнула застежка, половинки раздвоились, и на этот раз штука пришлась ему впору: теперь голова уже не выскользнет. Никто больше не отнимет у него радость.
Он поднялся и пошел по тропинке к лесу, где его ждала робкая подруга. Солнце стало ярче, запах кустов и трав острее, щебетание птиц отчетливее. Все вокруг преобразилось. Это одновременно возбуждало, радовало и немного пугало его.