Золотой торквес
Шрифт:
Выполнив ежедневные унылые обязанности дежурного по камере, он усаживался ковырять прорезь для послания.
Иногда, превозмогая боль, Бэзил задремывал и видел сны.
В них он снова был выпускником Оксфорда, поклонником Изиды, спорил до хрипоты с другими студентами по поводу всяких эзотерических тонкостей и даже ходил в горы, но — увы! — ни разу не долез до вершины плиоценового Эвереста!
Возможно, и странная женщина лишь приснилась ему.
Она была одета в красное с черным платье из металлизированной ткани, все расшитое бисером, а на голове у нее красовался похожий на крылья бабочки головной
— Что ж, чем могу быть полезен? — спросил Бэзил, приподнимаясь на локте.
— Как ни удивительно, вы действительно можете быть полезны, — отозвалась та. — И вы, и ваши друзья.
— Вот это вряд ли, — вздохнул Бэзил. — Вы же видите, они, так сказать, на смертном одре. А моя левая нога, кажется, уже отмирает. Там, где торчат наружу осколки малой берцовой кости, уже чувствуется гнилостный запах.
Из дорогого, как и весь ее наряд, заплечного мешка она извлекла довольно увесистый рулон тонкой прозрачной пленки, вроде полиэтиленовой. Без церемоний опустилась на колени среди мусора, плесени и экскрементов и начала заворачивать бесчувственную Амери в эту пленку; когда монахиня была упакована, точно вырезка в мясной лавке, незнакомка проделала то же самое с вождем Бурке.
— Да нет, — запротестовал Бэзил, — они пока еще дышат. А так задохнутся до смерти.
— Кожа приносит жизнь, а не смерть, — ответила странная посетительница. — Вы нужны мне живыми. Теперь усните и не бойтесь, когда проснетесь, на вас уже не будет серых торквесов.
Не успел он рта раскрыть, как она и его окутала пленкой, и сон о ней улетел куда-то вместе с Амери, Жаворонком, узилищем и всем прочим.
Пока Фелиция готовилась к взрыву фиорда, Стейн заново переживал свой плиоценовый опыт, как какую-то несостоявшуюся драму.
Все, что он испытал здесь, было еще более диким и ярким, чем та карнавальная шутка, благодаря которой его схватили в расцвете юности, отшвырнули прочь с дороги, сбросили в какой-то колодец; но если подумать хорошенько, жизнь в изгнании оказалась дьявольской фикцией. Кровопускание в Надвратном Замке, лихорадочная вереница снов, достигшая своего апогея во время глубинной коррекции Элизабет и Сьюки, банкет-аукцион, битва со зверем на арене, убийство танцующей хищницы, охота на Делбета — бред! Он ждал, что со дня на день, с минуты на минуту его участие в этом шоу окончится, он снова облачится в костюм викинга и выйдет через временной портал в реальный мир двадцать второго столетия.
Даже сейчас, когда он пошел на поправку и ум его вновь обрел способность оценивать события, какой-то отдел мозга отказывается воспринимать полет на воздушном шаре иначе, как продолжение долгого сна. Там, внизу, раскинулся красочный фиорд с берегами из разноцветной застывшей лавы. Бутафорские вечнозеленые растения свешиваются до самой воды. Маленькие островки с цветущими кустами и манговыми зарослями пестрят там и сям на зеркально-гладкой поверхности. Большая
Чушь собачья! Перед глазами так и маячит плакат:
НАСЛАДИТЕСЬ ДРЕВНИМ СКАЗОЧНЫМ НАСЛЕДИЕМ НА ФАНТАСТИЧЕСКОЙ ЗЕМЛЕ ПЛИОЦЕНА!
Но пока он пребывал среди видений, Фелиция высунулась из корзины и нацелила палец.
Шар окутался защитной метапсихической пеленой. Но вспышка, сотрясение воздуха, облака черной пыли, фонтаны скальных обломков — все это не было бутафорией. Он видел и раньше подобные разрушения. Сам их производил. Взрыв небольшого вулканического образования, выступающего из береговой кромки фиорда, потряс викинга так, как ничто не потрясало с момента, когда он спустился во врата времени. Глазами новорожденного младенца он взирал на вихри пыли и пара, на взбаламученное болото, на трупы птиц. Его сверхчувствительное ухо уловило рыдания Сьюки и взбудораженное хихиканье Фелиции.
Взаправду.
Рука машинально потянулась к проводам управления, увеличив подачу теплого воздуха из генератора. Они стали подниматься, и вскоре уже можно было в полном объеме созерцать сотворенное Фелицией. Фиорд был перегорожен камнями. Наметанным глазом бурильщика Стейн определил: разрушено не менее полумиллиона кубометров вулканической породы.
— Ну что, убедился?! — ликовала Фелиция.
— Ага. — Он отошел от края корзины с вновь возникшим ощущением связанных в тугой узел внутренностей и горечи во рту. Нагнулся погладить дрожащую Сьюки. — Убедился.
— Сейчас будем взрывать с другого конца, надо обеспечить надежную блокировку. Честно говоря, я не удержалась и ликвидировала эту нашлепку. Все-таки первый удар! Правда, я мастерски заделала выступ?
— Мастерски заделала… — как в трансе, повторил Стейн.
— Вообще-то я боялась, ведь отсюда всего шестьсот километров до Мюрии! У них же могут быть сейсмографы или что-то в этом роде. Чего доброго, заподозрят неладное. Но один маленький взрыв вполне сойдет за землетрясение, верно?
— Конечно, Фелиция, конечно.
Сьюки, дрожа, вцепилась в него. Призрачный рокот — эхо чудовищного взрыва — все еще звучал среди окрестных холмов. Взаправду, все взаправду. Сьюки — не мираж. И Фелиция тоже.
Через некоторое время белокурая спортсменка выключила щит, и они снова очутились в естественной атмосфере. Она наполовину высунулась, махала руками, вызывая камнепад, и смеялась. Пыль оседала на термостаты и надувные стенки корзины. У Стейна слезились глаза и стучали зубы.
— Простите за бедлам, ребята! — Светловолосая богиня одним психокинетическим усилием разогнала облака пыли. — Тут закончили! Теперь на Гибралтар, займемся серьезным делом.
— Видишь, Стейн? — прошептала Сьюки. — Теперь ты видишь?
Но он не сказал ни слова, только еще крепче прижал ее к себе.
Красный шар опять полетел на запад, подгоняемый ветром по имени Фелиция. Над вершиной Альборана и соседних потухших вулканов, над пересохшим бассейном, через гряду Гибралтара в открытое море; завис над Атлантикой, чьи белые гребешки лизали берег, тянувшийся непрерывной полосой на юг от залива Гвадалквивир в Испании до Танжера.
— Иди сюда, Стейн, — приказала Фелиция. — Мы над океаном, здесь взрывная волна не достанет нас. Покажи, откуда начинать… Ну, шевелись!