Золотой торквес
Шрифт:
Он изо всех сил сдерживал мысли, снова углубившись в маленький черепной закуток.
«Я мертв, оставьте меня в мертвых, я покойник, не обращайте внимания, проходите, проходите!»
— Может, все-таки не совсем покойник? — прозвенел в ушах голос, но Раймо не открыл глаз.
Смех.
— Вставай, брат-психокинетик. Не так уж и тяжело ты ранен.
Тела фирвулагов — спасительное прикрытие — сползли с него. Он по-пластунски заскользил по солончакам, но кто-то ухватил его за голову, заставил выглянуть из-под забрала.
Две тануски —
— Да он вовсе не ранен, сестра, — сказала ясновидящая. Ее глубокие глаза зловеще сверкали из-под фиолетового капюшонах.
— И верно, — подтвердила целительница. — Ум тоже не тронут врагом. Он симулянт. Дезертир!
Охваченный ужасом, Раймо поднялся на ноги. Занемевшие ноги отказывались держать его. Он пошатнулся, и с обеих сторон его подхватили умы обеих дам. Он вытянулся и застыл неподвижно, точно статуя в розовых, забрызганных чужой кровью доспехах.
— Знаешь, что бывает за трусость, первобытный? — спросила ясновидящая.
— Да, высокочтимая леди, — поневоле ответил Раймо.
— Тогда ступай туда, где твое место!
Он опустил голову и понуро поплелся через поле к Великой Реторте.
На семьсот километров западнее вытянулось на склоне Альборана тело юного плезиозавра. Не ведая об опасности, он охотился на тунца в водах Атлантики. А сами тунцы гонялись за головоногими, а головоногие преследовали стаю серебристых сардинок, которые в свою очередь нацелились на микроскопические организмы океанского планктона. Нежданная волна подхватила больших и малых тварей и всосала в Гибралтарский рифт.
В течение адской четверти часа все они кружились в водовороте, увлекаемые к гигантскому водопаду. Изящную шею юного плезиозавра сломал пенистый вал нового Средиземного моря. Он умер мгновенно. Разбитые, разорванные о зубья подводных скал тунцы протянули ненамного дольше головоногих. Благодаря малым размерам сардинки ухитрились скатиться по водяной горе без физических повреждений. Немного опомнившись, они уже хотели вернуться к прежнему образу жизни, но в омут Альборанского бассейна нанесло столько ила, что крохотные тельца увязли, и рыбешки задохнулись. Из всех живых существ, волею судеб попавших в новорожденный пролив, уцелел только планктон.
Плезиозавра выбросило на склон вулкана, что прежде высился шестисотметровой громадой над прилегающим бассейном. Чайки и стервятники лакомились мертвечиной до тех пор, пока море не отобрало у них добычу и не понесло на восток в туманной мгле.
8
Ноданн с Имидолом, Кугалом и Куллукетом летал над опустевшим полем битвы, обозревая печальные последствия первого раунда Главного Турнира. Всходила почти полная луна, тускло поблескивали звезды. Стараясь сохранить душевное равновесие, четверо братьев приглушили метапсихический
Медики фирвулагов со светлячками в руках копошились в грудах темных тел. В их лагере ярко горели костры — знак вечерней трапезы. Под аккомпанемент барабанов маленький народ распевал залихватскую песню.
— Такой я вроде не слыхал, — заметил Имидол.
— Их боевая песня, — кисло отозвался Кугал. — Они пели ее еще в те времена, когда ты цеплялся за мамкину юбку и подчинял своей воле божьих коровок. Собственно, это даже не песня, а победная лэ. Будем надеяться, что она преждевременна.
— Но как они вообще отважились ее запеть?! — Лицо Куллукета исказилось от гнева.
— Мы им даже по числу знамен не уступаем, — подхватил Имидол. — Велтейн, конечно, сел в лужу, но Селадейр Афалийский вполне может возглавить батальон творцов.
— То, что от него осталось, — уточнил Кугал.
Стратег до сих пор хранил молчание. Он спустился чуть ниже, к площадке, где мелькали красные и фиолетовые балахоны сестер милосердия.
— Велтейн сам виноват — недооценил Пейлола, — произнес он наконец. — Ведь уже был научен горьким опытом. И не надо принижать значение катастрофы, младший брат. Ряды творцов поредели, от них осталась в лучшем случае одна четверть… А Селадейр… он не из потомства.
Куллукет проговорил каким-то слишком уж нейтральным тоном:
— Так ведь то была твоя идея… Ты велел Мерси объявить Вела вторым творцом. Вспомни, я не раз указывал тебе на его примиренческие взгляды.
— А теперь, — язвительно отметил Кугал, — наш покойный брат из Финии своими налитыми золотом гляделками обозревает фирвулагские пирушки!
— Впереди еще два раунда, — заявил оптимист Имидол. — Фиаско с кавалерией серых — простая случайность. Мы наверстаем, вот увидите.
— Реабилитационные павильоны переполнены, — предупредил Куллукет.
— Я это учел, — отрезал Ноданн. — Тяжелораненые тану и золотые люди будут переправлены в Гильдию Корректоров, чтобы полевые врачи могли заняться годными к строевой. И еще одно новшество. Куллукет, вызови на связь лорда Целителя и проинструктируй его, чтобы лучших серых бойцов помещали в Кожу. А небоеспособные тану пусть подождут. В разгар Битвы мы не можем тратить время на славных немощных ветеранов.
— Ну ты даешь, братец! — воскликнул Кугал. — Отец не простит тебе такого нарушения древних обычаев!
Но Стратег был непреклонен.
— Пришло время пересмотреть кое-какие обычаи. У нас немало забот, помимо уязвленной гордости традиционалистов и даже чести короля. Я признаю, что ошибся, назначив Велтейна на командный пост. Меня тронула его скорбь, кроме того, многие одобрили это назначение.
— Селадейр хороший вожак, хоть и не из потомства, — сказал Кугал. — Но в лице Велтейна мы потеряли верного кандидата в рыцари Высокого Стола и отныне должны будем ох как остерегаться… Это я тебе говорю, младший брат!