Золотой Триллиум
Шрифт:
— Да! — Она с такой ясностью помнила те дни, когда в первый раз увидела Джегана. С ним были два молодых интона, которых он обучил разным незатейливым штукам — незатейливым, но поражавшим всех, кто видел их представления. Ведь интоны — робкие животные и редко показываются людям на глаза.
— Исса и Итта! — вспомнила она их клички. — А потом ты провожал торговцев особыми путями, и они возвращались с грузом ральских раковин и кож вуров.
— Другие из моего клана могли бы сделать это не хуже, — заметил он. — Но было и иное. Наша Говорящая, как я тебе рассказывал, интересовалась новыми знаниями. И ей я сообщал многое из того, что узнал в Цитадели
— Эти хасситти, то есть их сновидцы, предрекают великое Зло, — задумчиво произнесла она.
— Пророчица, болота — это край развалин, и стал он таким по злому умыслу. И Злу бродить по ним столь же естественно, как камышам приносить семена. Мы знаем, что смута может наступить снова.
— Лаборнокцы?
— Теперь твоим и их краем правит одна королева, рожденная в одночасье с тобой, Пророчица. И она тоже помогла сотворить Великий Талисман.
— Кроме того, Орогастус мертв. Как и Волтрик, — медленно сказала Кадия. — А Харамис — Хранительница, но только она далеко. Бина выбрала для обитания Нот в краю трясин, а моя сестра удалилась в горы. Опасность же таится в горах… Джеган, в дни своих странствий ты когда-нибудь бывал в западных горах? Кто или что обитает там?
— Пророчица, об этом я знаю столько же, сколько и ты. Нет, я никогда не заходил так далеко в край уйзгу, который тянется до подножия гор. И не только я, но и ни один охотник моего клана, чьи записи я видел. А теперь усни, королевская дочь. Первую стражу буду нести я.
Кадия неохотно закрыла глаза, но она думала о Харамис, о смутном видении своей сестры, которое ей показал сновидец-хасситти. Харамис рассказывала о виспи, владыках снега и льдов на горных высотах, которые редко показываются тем, кто осмеливается подняться туда. Нашла ли Харамис друга и опору в одном из них, как она, Кадия, — в Джегане? Или она пребывает в одиночестве? Кадия вздрогнула. Быть все время одной… нет, этого она Харамис не пожелала бы. Сама она с детства любила болота и их настоящих хозяев — оддлингских охотников. Церемонная жизнь при дворе всегда вызывала у нее нетерпение: она чувствовала, что предназначена для другого. Оддлинги были ей куда ближе придворных. И тут ей вдруг подумалось, не охватит ли ее в трясинах одиночество, раз она не из местных? Никогда прежде этот вопрос ее не тревожил.
Снова полил дождь, капли громко стучали по дну лодки у них над головой. Беспокойно ворочаясь на пропахшей болотом постели, Кадия старалась отогнать мысли об одиночестве. В конце концов она уснула.
Когда Джеган ее разбудил, она некоторое время сидела, положив меч на колени, и всматривалась в пелену дождевых струй. В этом сумраке глаза не различали ничего, а все звуки заглушались шумом льющейся воды. Кадия неловко прибегла к внутреннему чувству, которым научилась пользоваться лишь недавно, — к мысленным поискам признаков жизни по соседству.
Проблески сигналов мелких животных, которых — в отличие от более крупных — не пугали опасности ливня и жидкой грязи, Кадия улавливала без опасения. В них был только голод, потребность наполнить брюхо. А еще чувствовалась сосредоточенность идущего по следу хищника, но далеко. И больше ни малейших признаков жизни.
Но мало-помалу
Да, он излучал тепло! Но не только. Она ощутила биение, точно цветочек внутри дышал. И прежде ее талисман оживал. Он послужил ей надежным проводником, когда она искала Вину. Если бы ей было известно, какую помощь он мог оказать! Сила принадлежала Харамис, которая соединила их талисманы в одно победоносное оружие. Кадия провела рукой по лезвию меча с обломанным кончиком, следя за тем, чтобы не прикоснуться к трем глазам. Вот ее Сила, и она убивала с ее помощью. И должна будет убивать снова?
Когда они тронулись в путь, их все еще окружала утренняя мгла. Джеган древком копья проверял, не подстерегает ли впереди предательская яма жидкой грязи, готовая их поглотить; снова и снова приходилось сворачивать в сторону. Весь день они упрямо брели вперед, но не встречали неизвестных им опасностей. Огонек в амулете Кадии светился по-прежнему — теплый маячок в сумраке дня и мыслей.
Когда после четырех дней тяжелых переходов они добрались до реки, Кадия глубоко вздохнула от облегчения и, следуя указаниям Джегана, помогла ему спустить ялик на воду.
Река вздулась от дождей, и течение было стремительным. Джеган орудовал длинным кормовым веслом, внимательно следя за рекой и берегами. Грести не требовалось, и Кадия, примостившись на носу, распахнула врата мысленного восприятия как можно шире. Жизнь! Тут она ощущалась везде, но ничего угрожающего она не улавливала. Через десять дней после того, как они покинули город, лодка свернула через протоку в озеро, где на середине на широком помосте виднелось родное селение Джегана. Вода в озере стояла гораздо выше, чем в первый раз, когда Кадия побывала тут. С того дня, когда она посмела нарушить обычай, произошло много перемен и с ней и в мире. Тогда она искала помощи ниссомов беглянкой, за выдачу которой была назначена награда, явилась просить помощи против общего врага. Однако, если не считать волн, разбивавшихся о сваи заметно выше, тут все словно бы осталось прежним.
Как и тогда, дозорные оповестили об их приближении. Приветственный свист еще не стих, когда ялик стукнулся бортом о причал у длинного дома.
Вновь их встретили четыре женщины-ниссомки, словно не замечавшие дождя, который смывал узоры, наведенные краской на щеки, и промочил их одежду насквозь, так что она облепляла тело. Двух Кадия узнала. Как-то они встретят ее теперь? Джеган склонил голову.
— Привет тебе, Первая В Доме! Да будет все благополучно под взорами Тех, Кого Не Должно Называть.
Женщина смотрела на них молча очень долго, как показалось измученной Кадии, и лишь потом произнесла положенный ответ:
— Да будет этот кров над тобой, охотник, и над тобой, королевская дочь, вновь посетившая нас.
Кадия ответила почтительным жестом, которому научилась в Тревисте, когда только начала посещать болота, а потом сказала:
— Я, Кадия, желаю блага всем и всему внутри, — она прижала ладонь к протянутой руке женщины.
Ниссомка улыбнулась.
— Да будет благо и тебе здесь, королевская дочь. Мы слышали о том, что совершили ты и твои соратники вдали отсюда, сокрушив великое Зло. Тогда между нами было родство битвы, а здесь между нами будет родство мира.