Золотой тюльпан
Шрифт:
Хендрик не мог точно сказать, почему случай с женщиной, зашедшей к нему в дом, запечатлелся в памяти, но в последующие дни он время от времени вспоминал о ней. Он полагал, что это последствия вспышки надежды, пробудившейся в нем при мысли, что он увидит кого-то, кто знал Анну много лет назад. Люди, не испытавшие чувства горькой утраты, понятия не имеют, какое утешение приносит разговор о покинувшем этот мир любимом человеке. Слишком часто окружающие избегали разговоров о покойном из благих, но совершенно неверных намерений, не подозревая, что каждый раз, когда Хендрик слышал произнесенное вслух имя Анны, она на несколько мгновений оживала вновь.
Он
Неожиданно кисть его замерла между холстом и палитрой, и подозрение острой болью закралось в душу. Молодая художница! Под это описание вполне подходит Алетта. И опять же имена — Анна Вельдхейс и Алетта Виссер — связаны одними и теми же инициалами. Кроме того, кто-то видел, как молодая художница входила в дом, который мог быть, — а мог и не быть — его домом. Хендрик пытался избавиться от все растущего убеждения, будто существует определенная связь между его дочерью и упомянутым семейным портретом, но попытка не увенчалась успехом. Наконец, внимание его совершенно рассеялось, и он вышел из студии. Стремительным шагом поднявшись по лестнице, Хендрик направился к покоям, которые занимали его дочери. Дверь в скромную мастерскую была заперта, но под мощным толчком широких плеч Хендрика с треском распахнулась.
Несколько мгновений он свирепо смотрел на картины, прислоненные к стене. Потом поднял одну, нарисованную на доске из дуба явно не из его запасов. Глаза Хендрика угрожающе расширились, как только он заметил подпись «А.В.» Как смеет Алетта подписывать свою работу, не получив на это его разрешения! Все сомнения рассыпались, гнев горячей краской затопил лицо и шею, руки затряслись от бешенства. Хендрик швырнул картину на пол и схватил следующую. Затем начал переходить от одной к другой, уверившись сейчас, что его дочь и молодая художница, о которой наводили справки, — одно и то же лицо. В этих грубо выполненных работах чувствовался талант, стертый поспешностью, небрежной перспективой и непродуманным использованием цвета. Им место в восточном и южном районах города, где проживали ремесленники и обычные торговцы, но ни одна не должна появиться в западном, где располагались роскошные особняки зажиточных бюргеров и купцов. Неоконченный семейный портрет на мольберте, изображавший группу в скромно обставленной комнате, стал последним убедительным доказательством в глазах Хендрика. Все пережитые несчастья и волнения, все душевные страдания последних месяцев — со времени той злосчастной игры в карты — захлестнули его. Что-то сломалось внутри. Самообладание покинуло его.
С ужасным яростным ревом Хендрик бросился к окну и рывком распахнул его настежь. Потом собрал полотна, переломал о колено рамки и выбросил во внутренний дворик. Мария, лущившая на солнышке горох, встревоженно
— Что случилось? — дрожащим голосом крикнула Мария. — Неужели Алетта сошла с ума?
Грета выбежала взглянуть, что произошло, и успокаивающим жестом прикоснулась к плечу Марии.
— Это мог сделать только хозяин! Юффрау Алетта ушла довольно давно.
Упала последняя картина. Грета осторожно вышла вперед, чтобы взглянуть на окно на третьем этаже, но Хендрик уже спускался вниз. Через минуту он появился у задней двери. Вне своей студии он представлял собой нелепую фигуру в причудливом одеянии и шляпе с пером.
— Где Алетта? — громко спросил Хендрик требовательным тоном.
Грета, склонившаяся над грудой живописных обломков в поисках картин, которые еще можно было бы спасти, быстро выпрямилась.
— Ушла рисовать эскизы, хозяин.
Мария, возмущенная случившимся, поднялась со стула.
— Нельзя же ожидать, что Алетта рисует так же хорошо, как и вы! — прошипела она, совершенно неправильно истолковав причину уничтожения картин. — Когда вы в последний раз давали ей уроки? Неужели у вас нет никаких угрызений совести после того, что вы сделали с ее работами?
Хендрик свирепо взглянул на нее, глаза его сузились и опасно блеснули.
— Я отправил их туда, где им место, старуха. Ими только топить печь. — Потом властным жестом направил палец на Грету. — Ты сожжешь каждый кусочек хлама, разбросанного по двору! От него должен остаться только пепел, когда я вернусь. Где можно найти Алетту?
— Понятия не имею. Она не сказала, куда пойдет.
Хендрик перевел требовательный взгляд на Марию, но та упрямо сжала губы.
— Если бы я и знала, то и тогда не сказала бы, пока вы в таком духе!
— Прекрасно, я сам отыщу ее! — Он стремительно направился в дом, срывая бархатную шляпу с головы и стаскивая великолепный костюм. Оставшись в одной только рубашке и штанах, он поспешно вернулся в мастерскую, снял с крючка шляпу и схватил куртку. Засовывая на ходу руки в рукава, Хендрик широкими шагами вышел из дома.
Сначала он прошелся по тем улицам и закоулкам, которые узнал на полотнах Алетты. Нетрудно было догадаться, что она рисовала на продажу, и не только на заказ частным лицам, но и виды площади Дам, ратуши, разных церквей и гавани, обычно предлагаемые покупателям. Хендрик заглядывал в каждую торгующую картинами лавку по пути, но не увидел ни единой картины своей дочери; он и не ожидал увидеть их, так как девушка, предлагающая свои работы, должна быть исключительным художником, если рассчитывает получить солидное вознаграждение. Значит, остается только рынок или ярмарка.
Хендрик вышел на площадь Дам с улицы на противоположной стороне той, где теснились торговые ряды. Протиснувшись сквозь толпу, он пробился к прилавкам и направился вдоль рядов, игнорируя лавки, в которых продавали овощи, фрукты, гончарные изделия, головки сыра, башмаки на деревянной подошве и старую одежду. У каждого прилавка с картинами он останавливался и разглядывал полотна с таким вниманием, что его принимала за потенциального покупателя и вынуждали задавать ненавистный ему вопрос.
— Есть ли у вас что-нибудь, написанное... Анной Вельдхейс? Она подписывает свои работы инициалами.