Шрифт:
Глава 1. Перезагрузка
Я полюбила этот уютный, живописный городок много лет тому назад. Ещё тогда, когда, учась в последнем классе школы, впервые посетила его современный горнолыжный курорт вместе со своими родителями. Впоследствии это чувство лишь усилилось, возросло буквально в геометрической прогрессии, едва я вернулась сюда уже в качестве полицейского, последовав по стопам своего отца. Я заступила на службу, чтобы обеспечивать безопасность и покой жителей стилизованных деревянных домиков, расположившихся в долине с очень крутыми и почти вертикальными стенами склонов. Теллурайд хранит историю золотоискателей девятнадцатого века. Сохранившиеся до наших дней здания, старинные пекарни и бары в стиле вестерн превосходно сочетаются с фешенебельными отелями, элитными ресторанами, бутиками, спа и одной из лучших горнолыжных баз страны, расположенной на высоте тысячи метров в окружении самых красивых пейзажей, что я видела. Именно всё это и дарит городку его неповторимую уникальность. Его окружают поросшие лесами горы и отвесные скалы, холмы испещрены следами старых шахт, а самый большой плюс этого места заключается в том, что здесь солнечно триста дней в году. Но это не мешает снегу достигать в высоту восьми метров и более.
– Занято.
– Ты уже там целую вечность, Кинг.
Я узнаю этот голос, бывший всегда снисходительным и чаще всего раздражённым моим присутствием, но сейчас звучащий как-то странно, будто бы взволнованно. Должна признать, в эту самую минуту в нём есть что-то успокаивающее, пока это непонятно откуда взявшееся ощущение не затмевает мысль, что это, чёрт побери, женский туалет. Может быть, в последнее время я и не похожа сама на себя, но точно не до такой степени, чтобы перепутать символы на двух соседних дверях и совершить ошибку в состоянии прострации. И вот так для Олдриджа опять нет никаких границ, что в работе, что в вещах, лишь относительно связанных с ней, что просто по жизни и в отношении к людям. Осознание этого пропитывает меня яростью, и когда я резко отпираю дверь и тяну её на себя, то со стороны наверняка произвожу впечатление человека, которому давно пора лечиться.
– Вы не имеете права здесь находиться, сэр. Мужской туалет чуть дальше по коридору.
Я инстинктивно опускаю голову вниз, проходя мимо по направлению к раковинам. Всё, что мне видно на протяжении пары шагов, это лишь плитка, натёртые до блеска чёрные лакированные ботинки и немного длины брюк, сидящих так, словно их сшили специально для этих ног, хотя у них и вряд ли есть соответствующая финансовая возможность. Нас обоих содержат налогоплательщики. Если у меня нет денег на посещение ателье и пошив одежды на заказ, то логично предположить, что и Олдридж не может себе этого позволить. Впрочем, вся моя логика давно обесценилась, я разочаровалась в ней, а его я и вовсе едва знаю. И уж точно это не распространяется на то, какой он вне службы. Возможно, у него богатые родители, или кто-то оставил ему огромное наследство, так что при желании он сможет позволить себе вести праздную жизнь на каком-нибудь острове близ океана, но всё это неважно. Я просто ненавижу свою размазавшуюся тушь и ненавижу то, что это может кто-то увидеть. Что её потеки непременно заметит Олдридж.
– Ты больше не должна так ко мне обращаться. Я уже давно не твой начальник.
Я стираю чёрные следы под нижними ресницами и ничего на это не отвечаю, чувствуя облегчение, когда основная дверь открывается и впускает сюда совершенно незнакомую женщину. Хоть мы с ней и видим друг друга впервые в жизни, это отличная возможность схватить свои вещи и улизнуть, но Олдридж оборачивается в сторону выхода и почти кричит.
– Разве вы не видите, что здесь идёт уборка?
Он намекает на табличку с надписью о мокрых полах, которую наверняка сам же сюда и притащил. Прежде, чем я успеваю вмешаться и что-то сделать или сказать, женщина уже вылетает обратно в коридор, испуганная либо его тоном, либо выражением его лица, либо и тем, и тем одновременно. Боже, и когда я только стала такой мнительной и долго думающей размазнёй? Тем временем Олдридж поворачивается ко мне. Уже приведя себя в относительный порядок по части внешнего вида, я, конечно же, обнаруживаю, что он всё такой же. Всё такой же подавляющий и кажущийся извечно злым, каким и был в нашу последнюю встречу полгода назад. А ещё он оказался правым от начала и до конца. Я служила этому городу верой и правдой целых шесть лет, знала всех его людей чуть ли не лично или, по крайней мере, была знакома с каждым без исключения жителем посредством другого человека. А этот мужчина явился словно из ниоткуда, занял место, которое я уже считала заслуженно своим, забрал моё повышение, а в дальнейшем не проходило ни дня, чтобы он не считал меня сентиментальной дурой и не вёл себя соответствующе этому. Его слова поставлены словно на повтор в моей голове, а Олдридж со своей стороны даже никогда не утруждал себя мыслью о том, что, быть может, мне просто трудно… Трудно банально думать о том, что кто-то, кого я знаю по имени или хотя бы видела хоть раз в лицо, совершил нечто ужасное в городке, где все друг у друга на виду, и никто не мог представить себе такого даже в самом кошмарном сне. Речь шла о человеческих жизнях и судьбах, а этому мужчине было будто бы всё равно. За всё время нашего расследования он ни разу не выказал понимания и не проявил сочувствия. Ни к кому вокруг. Ни к тем, с кем нам приходилось контактировать и говорить, ни ко мне, как к своему коллеге с почти равными полномочиями и аналогичной властью. Взгляните на всё происходящее со стороны. Не можете отключить чувства и ощущение причастности и быть объективной, вам здесь не место. Любой способен на убийство при определённых обстоятельствах. Кто думает иначе, тот просто идиот. Виновный не сможет вести себя, как обычно. Ищите странности и следуйте инстинктам, не эмоциям. Рано или поздно он совершит ошибку и выдаст себя.
Все эти фразы, сказанное в разное время то тут, то там, буквально выводили меня из себя, несмотря на всё понимание, что мы просто должны сделать свою работу, чтобы люди и главным образом родители, уставшие ждать момента, когда смогут проститься со своей дочерью, узнали правду. Всякий раз я неизменно чувствовала себя задетой, раненой и оскорблённой. Будто я первый день
– Зря вы так. Мне в любом случае пора.
– Мелани.
Вдруг оказавшись слишком близко так, что я даже этого не заметила, Олдридж без спроса заполняет собой всё моё личное пространство, словно у него есть на это какое-то особенное право, и спрашивать нет нужды. Его аромат почти душит меня, перекрывает мне кислород, но скорее в хорошем смысле, чем в плохом. Единственное, на что я способна, это думать о том, что он никогда не называл меня по имени. Ни разу до этого момента. Всегда была лишь фамилия. Кинг, мы должны проверить камеры наблюдения, все, что есть в этом крошечном городишке, чтобы отследить маршрут передвижения жертвы в последние дни. То, что её звали Ава, не ускорит процесс поиска убийцы, так что нет нужды каждый раз напоминать мне это имя, Кинг. В этот раз ты поговоришь с её отцом, Кинг, пока я со своими методами допрашиваю мать, учитывая, что с тобой она лишь плакала, и да, не стоит призывать меня воспринимать это как-то иначе. Всё-таки это комната для допросов, а не для разговоров. Ничего не изменилось даже тогда, когда он пришёл за мной, одним лишь своим появлением прервал все мои размышления об осложнениях личного характера и сказал, что всё кончено. Мы нашли его, Кинг. Хотя он не совершил ошибку. А просто пришёл сам. Я чувствовала отрешённость, свою, его, нашу общую, не знаю, может, ему и было плевать, просто он умело это скрыл, но во мне точно не существовало никакого ощущения ликования и грядущего торжества справедливости. Так и не справившаяся с тем, чтобы дистанцироваться от всего эмоционально, в тот момент я впервые пожалела о том, что моё сердце оказалось не способно остаться в стороне. А сразу после меня подчинила себе вина. Она всё ещё держит меня и вряд ли когда-либо отпустит. И говорить здесь больше не о чем.
– Я хотела бы уйти, сэр.
– Сколько раз я ещё должен буду это повторить? Не надо меня так называть. Ты прошла через такое, – я не через что не прошла… Я всё ещё прохожу… И не вижу конца даже близко. – Если ты хочешь поговорить, то я…
– Только не надо начинать эту чушь. Предлагать меня выслушать, твердить, что всё наладится, забудется и пройдёт, и рассуждать о том, чего всё равно никогда не будет. Особенно учитывая, что вы сами не верите во все эти глупости. Сколько мы слов сказали друг другу вне работы? Где-то около нуля?
Я не понимаю, что ему нужно от меня. Зачем он ждал снаружи, а потом вошёл внутрь? Все наверняка разошлись сразу же после окончания судебного заседания, безразличные ко мне и вмиг переменившиеся. Даже те, с кем я дружила или просто была вхожа в их дом. В моей голове ничего из его действий и решений не имеет смысла. Я просто хочу, чтобы Олдридж дал мне пройти. Выйти на улицу, сесть в машину и уехать в ещё более тихий по сравнению с Теллурайдом городок, где я теперь числюсь в составе дорожных патрулей. Конечно, это однообразная и рутинная работа. Не нужно писать диссертации, чтобы останавливать людей, превышающих скорость или нарушающих правила дорожного движения какими-либо иными способами. Но зато она носит предсказуемый характер, и там меня никто не знает. Не знает, что я сделала или чего не сделала, и всё такое прочее. А даже если что-то мельком и слышали, то ещё ни разу ни один человек не посмотрел на меня так, чтобы мне захотелось тут же сбежать.
– Не около нуля. Гораздо больше. И ты это знаешь.
– Неважно. Я всё равно не планировала задерживаться здесь надолго.
Я просто хотела посетить суд, услышать, не откажется ли вдруг тот человек от своего признания вины, что мгновенно всё только усложнило бы и затянуло, узнать вердикт, увидеться в последний раз. Разобраться, смогу ли я позволить себе вернуться хоть когда-нибудь. Не сегодня и не завтра, а просто однажды. Но нет, всё это нереально. Этот город… Он никогда не примет меня вновь. Всюду будут осуждение, ненависть и ощущение преследования. Никто не обратится ко мне, чего бы это ни касалось. Даже в том случае, если увидит медведя близ своего дома или где-то на улице, а я буду единственной, кто продолжает работу в полицейском участке. Они всегда будут думать, что я знала. И так день за днём. Год за годом. Время ничего не изменит. Моя прежняя жизнь однозначно закончена. Хотя вообще-то это произошло уже шесть месяцев тому назад. Просто я думала, что, может быть, у меня получится. Но я не такая. А Олдридж да. Он как стал детективом, так и продолжает им оставаться. А меня взяли и выкинули. Будто я была чёртовой соучастницей. Ненавижу это. Ненавижу их всех. И его в том числе. Меня покрыли позором и грязью общественного мнения, а он даже не испачкался. Начальники вечно выходят сухими и чистенькими из всех передряг. Мне следовало бы это знать.
– Ты не… вернёшься?
После странной паузы он смотрит на меня с чем-то столь же непонятным во взгляде серо-зелёных глаз. Если бы я не видела его эмоциональную чёрствость каждый день на протяжении множества недель с утра до поздней ночи, а иногда и среди глубокой темноты, когда мы находили какие-то ниточки, то даже решила бы, что он реально переживает и небезразличен. Но я не куплюсь на это. С какой стати ему печься о бывшей подчинённой, которая была слепа и не замечала того, что не должна была упустить ни как коп, ни как обычная женщина, раз уж это творилось почти перед самым её носом? А может, в действительности мы всегда знаем, просто предпочитаем не замечать? Может, и я знала?