Золотой вепрь
Шрифт:
– А то… – проворчал для видимости Лопата. Кое-кто из наемников скорчил недовольную рожу, но повиновались все. Дисциплина в остатках банды Кулака была строгая, просто загляденье. И на зависть многим войсковым частям.
Когда Антоло шагал с факелом, потрескивающим и роняющим искры в мокрую траву, прочь от костра, его нагнал Почечуй:
– Шлышь, Штудент… Тебе… энтого… оберег отдать?
– Какой? – встрепенулся табалец. И вдруг вспомнил. Подарок Желтого Грома! То самое хитросплетение кентаврового волоса, от которого отшатнулся, как ошпаренный, котолак Фальм. По заверению степняка – сущая безделушка. Антоло снял амулет и отдал на хранение Почечую, когда едва живой выбрался из пыточной его светлости. Почему? Скорее всего, потому, что чувствовал себя едва
– А тебе он что… энтого… беж надобношти? – прищурился старик.
– Да нет! Давай! – Антоло вдруг стало стыдно. И за то, что забыл о подарке кентавра, и за то, что Почечуй таскается с его амулетом, помнит и переживает. – Как же не надо? Надо!
Парень расстегнул рубашку и бережно надел плетеный из волоса шнурок на голое тело. Так, чтобы кожей ощущать узелки и петельки. Если Желтый Гром говорил, что может чувствовать его через амулет, то почему бы не облегчить степняку задачу?
– От брухи… энтого… шпашет? – с интересом посмотрел на него коморник.
– Не знаю… – честно ответил Антоло. – Думаю, нет.
– От брухи добрая сталь лучше всего помогает, – сказал неожиданно появившийся Кулак. – Студент прав был. Серебро, осина – досужие выдумки. Остро отточенный меч и верная рука – вот залог удачи!
Кондотьер хитро улыбнулся. Он старался выглядеть бодрячком, но все чаще его лицо заливала смертельная бледность, на висках выступали капли пота, а пальцы на левой руке дрожали, словно в приступе лихорадки. Какова у этой хвори причина, никто не знал. Строили разные предположения – кто говорил, мол, болт отравленный был, а кто доказывал, что подточенный и острый осколок остался в ране, а теперь блуждает по телу. Антоло слышал такие истории про иглы, воткнувшиеся в пятку, а потом по крови достигшие сердца. Слышать-то слышал, но верил мало. Он подозревал отраву. От подручных Джакомо можно было ждать и не такой подлости.
Почечуй проводил взглядом спешившего к костру командира. Подмигнул Антоло:
– Что нам меч, а, Штудент? Булава… энтого… вот оружие для наштоящих мужчин!
Табалец кивнул. После боя в Медрене он попросил старика дать ему несколько уроков боя на палицах. Ни для кого не секрет – из всех видов оружия Почечуй предпочитал шестопер. Неожиданно для всех наемников у Антоло получилось неплохо. Ну, еще бы! Силушкой Триединый его не обделил, а опыт драки на палках имеется у каждого мальчика, выросшего в деревне. С тех пор он упражнялся через день – один раз с Пустельгой на мечах, а второй – со старым коморником на дубинах. Для этого Кулак отдал ему свою законную добычу – шестопер Черепа. Вскоре молодой человек полюбил это нехитрое, но смертоносное оружие. Отшлифованная рукоять в два локтя длиной, на одном конце шесть отточенных пластин, на другом – шар противовеса. Уж если Мудрецу удалось кистенем размозжить ухо котолака, то хороший удар по темени наверняка отправит хищника туда, где ему и место, – в Преисподнюю.
А еще Антоло читал. Краткими урывками – времени на отдых в походе остается немного, да и занятия с оружием отбирают много сил. Горбясь вечерами у костра, он глотал строчку за строчкой той удивительной книги, которую нашел в Медрене. Часто он останавливался, обдумывал мудрые мысли, изложенные неизвестным автором, иногда советовался по тому или иному вопросу с Кулаком или Пустельгой. Ему было интересно их мнение, ибо теория теорией, но и мнение людей, постигавших стратегию и тактику на поле боя, сбрасывать со счетов нельзя.
Пустельга относилась к советам, собранным в книге, скептически – она вообще читать не любила и книжников уважала мало. А вот кондотьер труд древнего стратега оценил по достоинству. Попросил у Антоло книгу, полистал ее, с уважением прикасаясь к потемневшим страницам, а после сказал, чтобы Студент не стеснялся подходить к нему в любое время дня и ночи, если захочет обсудить хитрости защиты и наступления, боевых построений и марш-бросков… Кто мог быть автором фолианта, он даже не догадывался.
Со второй половины толстого тома голословные советы сменились разбором настоящих, имевших место четыреста – пятьсот лет назад сражений. Антоло с удивлением постигал, что не только решительный натиск или ввод в решающий миг в сражение резерва мог повлиять на исход сражения. От полководца требовалось постоянно просчитывать возможные ответные ходы противника, провоцировать его на ошибки, которыми еще не всякий мог воспользоваться. Иногда знание личности противостоящего военачальника быстрее вело к победе, нежели точные данные разведки о числе его пехоты и конницы.
На одном дыхании Антоло прочитывал страницы, посвященные знаменитому кондотьеру Чезаре дель Бокко – в те годы дворяне еще не гнушались организовывать наемные армии. Он первый использовал тактику раненого лесного кота: притворно отступить в панике, а потом устроить засаду, когда враг, преследуя тебя, неминуемо нарушит стройный порядок. Он ввел в обиход ночные марши, когда тысячное войско появлялось неожиданно, в непредсказуемом месте и прямо из походных колонн развертывалось для наступления. Он, сражаясь на земле нынешней Каматы, распустил слух, что до смерти боится встретиться на поле боя с одним из генералов, чьего имени история не сохранила. Король, которому противостоял знаменитый кондотьер, поставил того генерала главнокомандующим над всем своим войском в день решающего сражения. И потерпел сокрушительное поражение, ибо доверил бразды командования полнейшей бездари, надутому, чванливому индюку. Но даже великий дель Бокко не сумел одержать победу в холмах Северной Уннары. Противостоящее ему войско не пожелало покинуть узких теснин – идеального места для обороны, хотя конница кондотьера в течение трех суток провоцировала уннарцев жалящими наскоками. Разгадка оказалась проста. Горячий и решительный командир, выманить которого в чистое поле не составило бы особого труда, за сутки до начала сражения свалился с коня и сломал шею. Его преемник попросту трусил перед именем дель Бокко и не решался покинуть подготовленные, укрепленные рвами и частоколом позиции…
Бруха взвыла яростно и коротко. Судя по всему, мелькающие вокруг лагеря огни напугали кровососа. Да и подбиралась-то она, скорее всего, не к людям, а к лошадям. Любой хищник быстро учится – на сбившихся в кучу вооруженных людей нападать опасно. Это тебе не возвращающиеся с торга пьяные крестьяне.
– Шволочь! – коротко отозвался о вампире Почечуй. – Вышпатьша перед дорогой… энтого… не дала! Кошка-мать!
Подняв факел высоко над головой, коморник отправился седлать коня. Антоло последовал за ним, зная, что многие приказы Кулака Почечуй попросту предугадывает. Не ошибся он и на сей раз. Не успели они, перебрасываясь шуточками с Витторино, охранявшим коней, протереть спины животных, смахивая мелкие листочки и лишнюю влагу, осевшую за ночь, как по лагерю прокатился зычный голос кондотьера:
– Седлать!!!
Что ж, сегодня, если повезет, отряд переправится через Еселлу. Хотелось бы, конечно, найти паром, да где же его в этой глуши сыщешь? А вплавь уже холодно… Антоло поежился и с силой потянул пристругу вверх. Ничего, будем живы, что-нибудь придумаем.
Боррас выругался сквозь зубы и натянул поводья:
– Поворачиваем! Быстро!
– Что случилось? – Флана ехала задумавшись и не смотрела по сторонам. Ее мысли занимало беспокойство о судьбе подруг, брошенных ею (чего уж там стесняться выражений!) на произвол судьбы в передвижном борделе. Идеи, как им помочь, приходили в голову одна за другой, но после здравых размышлений все оказывались несбыточными.