Золотой воин
Шрифт:
– Должно совсем... уже близко... – продолжал разговаривать Рыжий.
«Дышать, главное – дышать, – начал уговаривать себя Питер. – Это после вчерашнего, это пройдет».
– Малой, уррма! Малой! – прохрипел совсем рядом молокан. Питер повернул голову и едва не закричал – к нему обращалась отрубленная голова орка, которую тот держал в руках.
– Малой, уррма! Уррма, Малой!
Питер зажмурился крепко, как мог. «Дышать, главное – дышать... Это пройдет...» А голова расхохоталась, ее хозяин повернулся и пошел к «колодцу».
– Ты им... понравился, –
«Это пройдет...»
– Ох и болтлив же ты... Рыжий... – сказал Бычок. Галера катилась по воде, словно смазанная маслом, теперь можно было поговорить.
– Эй, у срубов, куда катим, что там видно? – крикнули с середины нижней палубы.
– Вода там! – ответил Бычок с какой-то злобой.
– А у нас – сорокавесельная! – крикнули с другого борта. – Обходит, первой к жемчугам быть хочет!
– Ага, как со змеями воевать, так мы, а за жемчугами они первые, – в том же тоне прокомментировал Бычок. – Поубивал бы всю эту сволочь.
– Ты о ком, земляк? – усмехнулся Рыжий.
– А хоть бы и о тебе. Надоел ты мне, сил нет.
– Это ты зря, я ж тебя люблю, как родного! – начал дурачиться Рыжий.
– Земля! Земля, так вас разэдак! – закричали с верхней палубы, Питер узнал голос боцмана. – Ваше благородие, он самый – Голубой Суринам!
– Вах, уррма! – после некоторой паузы отозвался главный орк на галере.
– Уррма!
Это уже был голос Бумо. На верхней палубе начались какие-то пляски, стали раздаваться дикие выкрики. Потом в пролом просунулось лицо вконец обезумевшего боцмана.
– Ум-ката, сукины дети! Ум-ката, ката, ката, ката!
Не зная дистанции до суши, гребцы стали послушно разгоняться. Разговоры стихли, шутки остались позади, гребцы снова выкладывались по полной.
Наверху и где-то еще – должно быть, на сорокавесельной, – кричали не переставая. Гребцы прислушивались к этим крикам и не заметили, как застучала под днищем галька, а затем последовал сильный удар, и судно село брюхом на песок.
Наверху взревели еще громче, а потом и люди, и орки, судя по плеску воды, стали прыгать за борт.
Неподалеку так же шумно высаживались с сорокавесельной.
– Неужто прибыли? – недоверчиво сказал Рыжий, наклоняясь через Питера, чтобы заглянуть в сруб.
– Так и есть – Голубой Суринам... – хрипло подтвердил Бычок. Его подбородок затрясся, на лице проступили капли пота, и он вдруг закричал тонким визгливым голосом:
– Жем-чу-га, брат-цы! Жем-чу-га по все-му бе-ре-гу!
Этот крик разом вывел из равновесия всех галерных, они соскочили со скамеек и бросились к единственному выходу. Питер тоже было вскочил, но, обернувшись, увидел Крафта, который сделал ему знак не спешить.
– Вместе пойдем! – крикнул он.
У трапа уже закипала драка – всем не терпелось выйти на палубу немедленно, ведь без них могли разобрать все сокровища острова.
Наконец, с разбитыми носами и рассеченными лбами, галерные рабы вырвались на верхнюю палубу и, обгоняя
– Пошли? – спросил Питер.
– Пошли, – кивнул Крафт. – Только быстрее, а то все расхватают!
Они быстро поднялись на палубу и остановились, удивленные видом большого острова с лазурными горами и удивительной прибрежной полосой, засеянной крупными жемчужинами вместо гальки.
– Возможно ли такое, Питер? – воскликнул Крафт.
– Это похоже на сон. Даже если не искать рубины, а довольствоваться только жемчугом, мы станем богатеями, Крафт!
В сорока ярдах стояла брошенная сорокавесельная. Судя по низкой осадке, она пробила о камни дно и теперь некрасиво завалилась набок, но это никого не интересовало – вся ее команда, вместе с гребцами, тоже убежала на остров собирать сокровища.
– Ну, пошли! – нетерпеливо сказал Крафт и, перемахнув за борт, по пояс погрузился в морскую воду. Питер последовал его примеру. Дно было мягким из-за слежавшихся мелких жемчужин. Но стоило приятелям пройти несколько шагов, как им стали попадаться особенно крупные разноцветные жемчужины, каждая размером с голубиное яйцо. Некоторые имели опаловый оттенок, другие голубой. Попадались темно-синие или совсем черные – самые дорогие.
Приятели быстро наполнили небольшие карманы в складках бахота, где обычно прятали небольшие запасы орехов. Теперь остатки орехов были выброшены, но карманов не хватало, и часть сокровищ пришлось держать в руках, а Крафт самые крупные жемчужины спрятал во рту.
– Эй, посмотри, – сказал Питер, распрямляясь. Сразу за их галерой стояла еще одна, с остатками паруса и снастей. Должно быть, она находилась здесь не один год, но за ней виднелось еще одно судно, куда более ветхое. Мачта на нем еще держалась, но от паруса уже ничего не осталось.
Питер посмотрел в другую сторону – и там, за сорокавесельной, по всему берегу виднелись брошенные суда в разных стадиях разрушения. Пять, десять, двадцать лет назад... Остовы одних едва виднелись над водой, о других напоминали лишь несколько выброшенных на берег фрагментов из почерневшего дерева.
– А что ты удивляешься? Мы же здесь не первые! – воскликнул Крафт. – Хорошо бы найти какой нибудь мешок, а то мы так много не соберем.
– Да. Может, пошарить на сорокавесельной, там наверняка много всякого добра? – предложил Питер, однако взглядом то и дело возвращался к скелетам кораблей прошедших эпох. Здесь было их древнее кладбище.
– Ладно, пошли в гору! Наши-то все туда убежали!
– Почем ты знаешь, следов-то нет!
– Следов нет, но я нюхом чую, – сказал Крафт и быстро зашагал по жемчужной гальке. Питер поспешил за ним.
– Тут ведь не только жемчуга на берегу, тут рубины в ручьях, изумруды в травах! Тут такое, что даже присниться не может! – громко рассказывал Крафт, возбуждаясь от собственных фантазий.
– Откуда ты знаешь про рубины? – спросил Питер, оглядываясь на галеру.
– О Голубом Суринаме моряки в каждом порту треплются, я много раз слышал!