Золотой вулкан
Шрифт:
Прошло несколько дней. Несмотря на предписания доктора Пилкокса и заботливый уход монахинь, Жак Лорье мог лишь бормотать что-то невнятное в ответ на вопросы Бена Реддла. Вернется ли к нему разум и не помутился ли бесповоротно его рассудок после стольких испытаний и приключений, которые находят немало жертв среди искателей золота, — вот что было непонятно.
Когда о возможности такого состоянии больного спросили доктора Пилкокса, тот ответил:
— Следует опасаться, что рассудок нашего пациента получил сильное потрясение. Когда его глаза открываются, я замечаю в них мутный и блуждающий взгляд, который меня пугает.
— Но его физическое состояние, — спросил Самми Ским, — разве оно не улучшается понемногу?
— Пока
— Но ведь вы спасете этого бедного француза! — твердили и умоляли сестра Марта и сестра Мадлена.
— Постараюсь, постараюсь, — заторопился доктор, — но надежды мало.
И уж если так заговорил такой оптимист, как доктор Пилкокс, то это означало, что он совершенно не верит в выздоровление Жака Лорье.
И все-таки Бен Реддл не хотел отчаиваться. Он был убежден, что со временем больной начнет реагировать на окружающее. И если Жак Лорье не выздоровеет полностью, то по меньшей мере к нему вернется разум, он снова начнет говорить, станет отвечать. Тогда можно будет узнать, где он был, откуда пришел. Будет написано письмо его матери. А если он все-таки умрет, то успеет высказать свою последнюю волю и в утешение получит то, что воля эта непременно будет исполнена. Он будет знать, что у его смертного ложа стоят друзья, почти соотечественники.
Вскоре появились основания думать, что доктор Пилкокс излишне сомневался в эффективности своего лечения. Через два дня больной как будто начал проявлять признаки жизни и реагировать на обстановку, чего так нетерпеливо ждал Бен Реддл. Состояние прострации, в котором пребывал Жак Лорье, казалось, смягчается и уходит. Глаза его теперь более продолжительное время оставались открытыми, взгляд стал более осмысленным. Да, он вопросительно и с удивлением взирал на комнату, на людей вокруг — доктора, Бена Реддла и Самми Скима, на обеих монахинь. Казалось, он спрашивал: где я, кто вы? Но чувствовалось, что он скоро снова уйдет в себя, что это лишь проблеск, последний всплеск уходящей жизни. Несчастный оставался на пороге смерти.
Доктор по-прежнему качал головой как человек, который не может ошибиться. Разум больного вспыхнул накануне полного угасания.
Сестра Марта склонилась у изголовья постели умирающего, и Жак Лорье едва слышным голосом, прерываемым глубокими вздохами, произнес несколько невнятных слов и услышал:
— Вы в больничной палате.
— Где? — удалось переспросить больному, и он попытался приподняться.
Бен Реддл тотчас подхватил его и сказал:
— В Доусоне. Шесть дней назад вас нашли на дороге лежащим без сознания и привезли сюда.
Веки Жака Лорье опустились на несколько минут. Начало разговора как будто сильно утомило его. Доктор влил ему в рот небольшое количество сердечных капель, мертвенно-бледные щеки больного чуть порозовели, и он снова обрел дар речи.
— Кто вы? — спросил он.
— Франко-канадцы, — ответил Самми Ским, — друзья Франции. Доверьтесь нам… Мы спасем вас!
Губы больного сложились в некое подобие улыбки и прошептали «спасибо». Он снова откинулся на подушку, и, по совету доктора, разговор был прекращен. Надо было дать Лорье отдохнуть. У его кровати постоянно находился кто-нибудь, чтобы ответить ему, как только он опять заговорит. Но, видимо, несчастный и сам чувствовал свой близкий конец, так как в глазах его блеснули слезы.
Прошло два дня без ухудшений и без улучшений состояния Жака Лорье. Больной был по-прежнему крайне ослабленным, и опасались, что он больше не будет реагировать ни на что. Тем не менее он снова смог заговорить. Разговор прерывался большими паузами, чтобы сберечь его силы. Лорье пытался отвечать на задаваемые вопросы. Было видно, что ему есть о чем рассказать и что он хочет поведать о многом.
Бен Реддл теперь совсем не покидал его. Он всегда находился
Если не вдаваться в подробности, вырисовывалась следующая картина его жизни.
Жаку Лорье было сорок два года, он был крепкого телосложения, и лишь ужасные невзгоды и лишения превратили его чуть ли не в скелет.
Он был бретонцем, родился в Нанте, где еще жила его мать, существуя на скромную пенсию, которую получала после смерти мужа, пехотного офицера, так и не дослужившегося до звания выше капитанского.
Жаку Лорье полюбилась профессия моряка. Однако серьезная болезнь, настигшая его, когда он уже готовился поступить в морское училище, прервала так и не начавшуюся карьеру. Возраст для поступления в училище был уже превышен, и он нанялся без всякого диплома на торговое судно, на котором плавал дважды — в Мельбурн, Австралия, и в Сан-Франциско, Калифорния. В конце концов он чистой практикой дослужился до звания капитана дальнего плавания. Он перешел в военный флот в звании лейтенанта в надежде стать капитан-лейтенантом.
Служба длилась три года. Но он отставал от своих товарищей, прошедших высшие военные курсы. Он понял, что, если не сложатся какие-нибудь редкостные обстоятельства, он так и будет оставаться позади. Он подал в отставку и решил наняться на какое-нибудь торговое судно, одно из приписанных к нантскому порту.
Получить судно под свое начало оказалось трудно, и он удовлетворился должностью помощника капитана на паруснике, ходившем в Южные моря [93] .
Так прошло четыре года. Ему было тогда двадцать девять лет. Умер его отец, оставив, как уже говорилось, госпоже Лорье весьма скромную пенсию. Тщетно пытался Жак Лорье выбиться из помощников в капитаны торгового флота. У него не было достаточных денежных средств, чтобы вложить их, как это обычно делается, для участия в последующих прибылях того торгового судна, капитаном которого он хотел стать. Оставаться же помощником означало уготовить себе незавидное будущее, а ведь он жаждал благополучия, пусть скромного, но благополучия, — и прежде всего для своей матери.
93
Южные моря — общее название тропических морей, хотя чаще всего оно употреблялось по отношению к межостровным бассейнам Австрало-Азиатского архипелага.
Дальние плавания привели его к берегам Австралии и Калифорнии, к золотоносным залежам, куда стремилось так много эмигрантов. Но, как всегда бывает в таких случаях, обогащалось лишь ничтожное меньшинство, а остальные разорялись и впадали в нищету. Тем не менее Жак Лорье, ослепленный примером счастливчиков, решил сколотить состояние, ступив на опасный и зачастую гибельный путь золотоискателя.
Как раз в это время внимание всего мира было привлечено к залежам драгоценных металлов доминиона, и это еще задолго до того, как благодаря открытиям в Клондайке неимоверно возросли металлические богатства этой страны. В других, менее отдаленных и более доступных районах обладала золотоносными землями Канада, где эксплуатация велась в благоприятных условиях и не прерывалась жестокими зимами юконского региона. Таковы были земли в Онтарио и в Британской Колумбии. Один из тамошних рудников Ле-Руа, быть может самый значительный, приобретенный в 1890 году за смехотворную цену по три су за акцию, за два года дал столько золота, что дивиденды составили четыре миллиона пятьсот тысяч франков, да и по сию пору доход достигает пятьсот тысяч франков в месяц.