Золотые годы научной фантастики (сборник)
Шрифт:
— Наш дальний родственник, которого я только что открыл. Очень интересуя особа. Сейчас я его вам представлю.
Передвижные перегородки длили здание на четыре части. Две из них служили складом, наполненным запасными контейнерами, аппаратурой и кормам для животных. Они прошли как раз в третью, в которой размещался гигантский рентгеновский аппарат, 250-мегаперовый ДжЕМакситрон, установленный вблизи подвижного круглого стола. Везде вокруг лежали защитные бетонные блоки, похожие на большие кирпичи.
В четвертой
Поставив ящичек, Пауэрс взял со стола кулек орешков и подошел к клетке.
Маленький, черноволосый шимпанзе в пилотском шлеме приветствовал их, повиснув на решетке, веселым верещанием, после чего, оглядываясь через плечо, отскочил к пульту, установленному на задней стенке клетки. Он начал поспешно нажимать клавиши и клетка наполнилась мозаикой цветных огней.
— Ловкач, — сказал Пауэрс, похлопывая шимпанзе по спине. Потом он высыпал в лапу тому горсть орешков. — Чересчур умен для этого, а? — добавил он, когда шимпанзе ловким движением фокусника, демонстрирующего свое искусство, бросил орешки себе в рот, все время вереща.
Смеясь, Кола взяла несколько орешков и дала их обезьяне.
— Он великолепен. Ведет себя так, словно разговаривает с вами.
Пауэрс кивнул головой.
— Да, он действительно со мной разговаривает. Он располагает двумястами словами, но не может справиться с разделением слогов.
Из холодильника, стоявшего около стола, он вынул полбуханки нарезанного хлеба и вручил ее шимпанзе, который тот час же, словно только того и дожидался, схватил с пола тостер и поставил его на столе посредине клетки.
Пауэрс нажатием кнопки включил ток и через минуту с тостера долетел шелест нагревающейся проволоки.
— Это один из интеллигентнейших экземпляров, какие мы имеем. Уровень его интеллигенции равняется более-менее разуму пятилетнего ребенка, но в определенных отношениях шимпанзе гораздо более автономен, — сказал Пауэрс.
Из тостера выскочили два кусочка хлеба, которые шимпанзе тут же схватил, после чего, словно нехотя ударив лапой в шлем дважды, прыгнул к будке, построенной в углу клетки, где с рукой, с полной свободой свешивавшейся через окошечко, начал спокойно и не спеша есть.
— Он сам себе построил этот дом, — сказал Пауэрс, выключая ток. — Не плохо, а? — он показал одновременно на брезентовое ведро, из которого торчало несколько уже засохших стеблей пеларгонии. — Он следит притом за цветами, сам себе чистит клетку, безустанно щебечет, осыпая нас потоком шуток. В высшей степени, как видите, великолепный и забавный экземпляр.
Кома не могла удержаться от смеха.
— Но для чего этот шлем? — спросила она.
Пауэрс заколебался.
— Это
Они в молчании прошли на другой конец зала.
— Начнем сначала, — сказал Пауэрс и снял стеклянную крышку с одного из контейнеров. Кола заглянула внутрь. В мелкой воде среди камешков и ракушек она заметила маленькое, округлое существо, облепленное словно бы сеткой щупалец.
— Морской анемон. А точнее, бывший морской анемон. Примитивное кишечнополостное, — сказал Пауэрс и показал пальцем на отвердевший хребет существа. — Он залепил отверстие и превратил канальчик во что-то, что можно бы назвать зародышем позвоночника. Позднее щупальца переродится в нервную систему, уже сейчас реагирует на цвет. Взгляните. — Он взял фиолетовый платок Комы предложил его над контейнером. Щупальца начали сокращаться и расслабляться, потом свиваться, словно хотели локализовать впечатление.
— Любопытно, что щупальца полностью не реагирует на белый цвет. В нормальных условиях щупальца реагируют на смены давления, как барабанная перепонка в человеческом ухе. И сейчас щупальца словно слышат краски. Это означает, что существо приспосабливается к существованию вне воды, к жизни в статичном мире, полном резких, контрастных цветов.
— Но что все это значит? — спросила Кома.
— Еще минуту терпения, — сказал Пауэрс.
Они прошли вдоль скамьи до группы контейнеров в форме барабанов, сделанных из антимоскитной сетки. Над первым из них висела огромная, увеличительная микрофотография чертежа, напоминавшего синоптическую карту, а над ней надпись: «Дрозофила — 15 ренг./мин.» Пауэрс постучал пальцем в маленькое окошечко барабана.
— Фруктовая мушка. Ее огромные хромосомы прекрасно подходят для исследований, — сказал он, наклонился и дотронулся пальцем до огромного улья в форме буквы «Ъ», висящего на стенке барабана. Из улья выползло несколько мух. — В нормальных условиях каждая из них живет отдельно. Здесь они создали форму общественной жизни и начали выделять что-то вроде разведенной сладковатой жидкости, напоминающей мед.
— А зачем это, — спросила Кола, касаясь пальцем чертежа.
— Схема действия ключевых генов, — сказал Пауэрс. Он провел пальцем по стрелкам, ведущим от центра до центра. Над стрелками виднелась надпись «лимфатические железы», а ниже «запирающие мышцы, темплет».
— Это немного походит на перфокарту пианолы, правда? — спросил Пауэрс.
— Или ленту компьютера. Достаточно выбить рентгеновскими лучами один из центров, и уже меняется черта, возникает что-то новое.
Кома посмотрела на второй контейнер и с отвращением стиснула губы.
Через ее плечо пауэрс увидел, что она смотрит на огромное, похожее на паука насекомое. Оно имело размеры человеческой руки, а волосатые конечности толщиной, по меньшей мере, с человеческий палец. Мозаичные глаза напоминали огромные рубины.