Золотые пески хана Джангира
Шрифт:
Посвящается моему прадеду –
главному лесничему (1900-1915) Нарынского лесничества –
Якову Григорьевичу Бобкову.
В1900 году главный лесничий Яков Григорьевич Бобков первым начал широкие лесокультурные работы в Нарынском лесничестве (ныне территория Казахстана), заложенном еще Джангир-Ханом в 1830 – начале 1840-ых годов. Благодаря Я.Г.Бобкову к 1915 году в Рын-Песках и в Ханской Ставке были выращены хорошие насаждения сосны, которые создали основу
***
Старая киргизская повозка, чуть поскрипывая и подпрыгивая на ухабах, едет по бескрайней степи. Уже давно вдалеке осталась Владимирская соляная пристань, кони идут ровно – быстрой рысью, с силой втягивая ноздрями знакомый запах полыни. Степь, словно море, от края и до края расстилается до самого горизонта. Кое-где в высокой траве еще встречаются алые неотцветшие тюльпаны, да выскакивает изредка на дорогу испуганный суслик, чтобы, пискнув, снова юркнуть в безопасные заросли. Иногда, широко взмахивая крыльями, перелетает дорогу степной орел и с шумом тяжело опускается на землю позади повозки. Воздух после дождя свеж, напоен медовым запахом трав, пронзительными криками чибисов и жужжаньем пчел.
Тася лежит в повозке, на большой копне свежего сена, поверх которой брошен старый бухарский халат, и смотрит в зеленовато-голубое небо, проплывающие над головой облака и кружащих над головой птиц. Папа едет впереди на козлах с ямщиком-киргизом и о чем-то неспешно с ним разговаривает. Когда разговор смолкает, киргиз затягивает мелодичную песню на своём языке. Тасе ничего не понятно, но чудится, что поёт он о бескрайних просторах родной степи, о свободе, о земле, о кибитке, где его ждет жена и маленький сын. Слушая песню, Тася невольно начинает улыбаться:
– Давлет, ты о чём поешь? Расскажи!
– Так, барышня, известно, о любви. – Давлет пытается перевести песню на русский язык. – Любовь моя летит к небу, как жаворонок в степи. Ты её обязательно услышишь, если посмотришь вверх. Я подарю тебе поле цветущих тюльпанов, когда вернусь домой. Я приведу тебе из пустыни пять верблюдов с подарками, если ты меня дождёшься.
– Почему пять? – смеется Тася.
– Как же, барышня! Пять верблюдов – это уже караван – огромное богатство! Любая девушка выйдет замуж, если у тебя пять верблюдов. У нас говорят: первый дар – это здоровье, второй дар – это семья, а третий дар – это верблюд! У кого есть верблюд, тот богатый человек!
«У нас богатство меряют золотом, а здесь, значит, верблюдами» – с улыбкой думает Тася. После Санкт-Петербурга эта поездка представляется ей замечательным приключением и авантюрой, возможностью посмотреть новые места, новых людей. Она с недоумением вспоминает грустные вздохи и сокрушения мамы о необходимости переезда.
– Господи помилуй, куда едем? Зачем? Что нам тут не живётся! Нет, надо в пески, в жару, в глушь к киргизам. Зачем?
– Не причитай, Анна, – отвечает отец, – я человек государственный, еду, куда назначат. Там тоже люди живут. А работы в песках много, я там нужнее.
– А как Тася будет там учиться? Ей же заканчивать гимназию через год. В этой глуши даже школы нет, – вздыхает мама.
– Школа есть, но мы ей возьмем учителей из ссыльных студентов. Генерал-губернатор Оренбурга обещал помочь. Ну, посидит годик на домашнем образовании, все же лучше, чем оставаться одной вдали от семьи. А потом уже вернется в Петербург поступать в университет.
Мама сокрушенно
Отец Таси – Яков Григорьевич – был назначен главным лесничим в недавно образованное Нарынское лесничество на смену уходящему на пенсию предшественнику. Это было первое его высокое назначение и большая ответственность – сохранить леса и отвоевать Ханскую Ставку у наступающих песков. Что такое пески, Тася не знала и не представляла, хотя само название завораживало – Рын-Пески, Нарын, Ханская Ставка. Было в этом что-то экзотическое, пугающее и манящее одновременно.
– Папа, а почему Ханская Ставка так называется? Там была резиденция хана? – спрашивает Тася, приподнявшись на локте. Вместо папы отвечает Давлет:
– Верно, барышня, здесь жил когда-то хан – Джангир. Он и построил Ханскую Ставку. И киргизов заставил строить постоянные зимовки, а не кочевать по степям, как раньше. Великий был человек! Здесь и похоронен в этих местах – будет оказия, покажу его могилу.
– Почему великий? Что замечательного он сделал? – интересуется Тася.
– Как же? Много чего сделал! У нас в народе говорят: «Три дела человеку делают честь: колодец, вырытый в пустыне, мост, проложенный через реку, и дерево, посаженное у дороги». Так он и воду здесь нашёл, и лес посадил, и Ханскую Ставку построил. Рек у нас только не было никогда, так что мост, вот, он не построил, – смеётся Давлет.
Наступает полдень, неся с собой жару и зной. Степь начинает куриться легким дымком – маревом, то там, то тут возникают миражи, оживляя путешествие и веселя Тасю, которая пытается угадать в расплывающихся картинах знакомые ей образы.
Наконец вдали возникает желтая полоса, которая становилась все шире и шире.
– А вот и Рын-Пески, барышня, почти что доехали, – отвечает ямщик на готовый сорваться с Тасиных губ вопрос.
***
Ямщик придержал лошадей – начинался трудный путь по вязкому песку, но умные лошади уже и сами замедляли шаг. Ханская Ставка встретила путешественников не слишком радушно. С высокого песчаного бархана им открылся довольно удручающий вид на небольшое селение с одноэтажными серенькими деревянными домиками, без единого деревца, занесенное песком. Вдали в лучах уже садящегося за горизонт солнца виднелась маленькая церковь с зелёной крышей, мечеть и несколько заскорузлых высохших деревьев. Контраст с сочно-зелёной, свежей и наполненной пением птиц степью был разительный. Двое в полном молчании смотрели на это новое их обиталище и скрепя сердце думали о том, сколько им суждено прожить в этом забытом богом месте. И лишь третий – Давлет – казалось, был рад возвращению в свои родные пески, прищурившись вглядываясь вдаль и что-то весело насвистывая.
Но навстречу им уже спешил какой-то маленький человечек верхом на лошадёнке, размахивая руками и что-то крича. Как оказалось, местный чиновник, которому было поручено встретить главного лесничего и определить к месту жительства.
– Вы уж, барин не обессудьте, – щебетал он, сгружая их багаж, – места у нас глухие, достойного жилья для Вашего благородия мало, а дом Джангир хана в самый раз. Да и пустует давно. С тех пор, как ханство упразднили. Да… Но Вы не думайте, за ним всегда уход был надлежащий и внутри вся мебель в целости и сохранности. Держали для высоких гостей, да… Ну, а Вы поскольку надолго, то для Вас в самый раз жилье. Достойное, так сказать…