Золотые росы
Шрифт:
– Вкусно?
– улыбнулась она, глядя на нас, и веселые морщинки разбежались у нее по лицу.
Присев рядом с нами, она сказала:
– А на моего Савельича вы не обижайтесь. Он добрый, только так ворчит, с обиды...
– Поглядывая на дверь, бабка шепотом рассказывала: - Табак у него рос на грядках, а огород у нас, сами видели, не огорожен...
– Ни кола ни двора...
– догадался Ленька, вспомнив сказку про бедного мужичка.
Бабка кивнула.
– Правда твоя, дитятко. Ну, а эта ведьма, кулачка Лещиха, пустила свою корову, она
– А пусть бы дед Савельич взял палку и побил бы ведьму Лещиху, сказал Ленька.
Я только глаза вытаращила от удивления, как он все сразу понимает.
Мне, например, совсем не ясно, как это табак растет на грядках, когда он должен продаваться в магазине. Я постеснялась спросить, да и рот был занят горохом, а бабка продолжала:
– Он ей так и посулил, а она за это возьми да отними у нас курицу!
– Как это?
– не поняли мы с Ленькой.
– А так, отняла - и все, - сказала бабка, и веселые ее морщинки сбежались в горькие складочки вокруг рта.
– Курица-то ее была. Одолжали мы наседку, цыплят выводить, - пояснила она.
– Осиротила их, маленьких. А на дворе осень, им теперь трудно без матери...
Мне даже горох не полез в горло, так жалко стало цыплят.
– И что это наш папка смотрит?!
– возмущался Ленька, когда мы шли домой.
– Беспорядки кругом, а ему вроде и дела нет. Я ему все доложу сегодня! Все!
– заявил он решительно.
ЗНАКОМСТВО
Уроки в школе уже кончились, все ребята ушли домой, только "первый ученик" со своей холщовой сумкой остался возле крыльца. Оказалось, его зовут Павликом и они с Ленькой уже друзья. Они сидели на скамеечке и о чем-то разговаривали.
Вдруг я заметила знакомое цветастое платье, мелькнувшее за забором. Когда девочка подошла, я увидела у нее в руке мой бант, который потеряла нынче утром.
– Это твой?
– спросила она.
– Я сразу догадалась... На, возьми!
Я взяла бант и стояла, не решаясь сказать ей, что мне очень хочется с нею дружить. Ведь это была не какая-нибудь городская девочка с соседнего двора, к которой я могла подойти и просто сказать: "Давай с тобой дружить". А эта вон какая - ездит на лошади и даже может расправиться с волком. С виду она была совсем обыкновенная, почти такого же роста, как и я, только босоногая, загорелая и растрепанная. И вдруг, когда она уже повернулась, чтобы идти, я решилась.
– Как тебя зовут?
– спросила я.
Она обернулась.
– Зинка.
– Зина, хочешь, я... я тебе этот бант подарю?
Она смотрела на меня насупившись.
– Он тебе знаешь как пойдет! У тебя волосы белые, а бант голубой... А мне он не подходит, и... у меня еще есть. На, возьми.
– Вот еще придумала! Сама носи...
– сказала она и фыркнула.
Потом смерила меня взглядом с головы до ног, снова чмыхнула и, ничего не говоря, помчалась прочь.
Я покосилась на скамейку, где сидели Ленька с Павликом. Они сочувственно глядели на меня. Тогда я, размахивая ленточкой, запрыгала
И вдруг я придумала.
– Бабушка, где моя кукла?!
– крикнула я, влетев в комнату.
Бабушка сердито отмахнулась.
– Отстань, не знаю я. Разве тут найдешь что? Нужную вещь не могу найти, не то что куклу...
– Кукла тоже нужная вещь, - сказала я и начала перетряхивать ящик с вещами.
Игрушки и кукла, как назло, оказались на самом дне. У куклы был не особенно нарядный вид. Я кое-как пригладила ей волосы, поправила измятое платье. Спустя несколько минут на крыльце уже была настоящая квартира из нескольких комнат, отгороженных кубиками.
В спальне сидела моя кукла с ярким бантом в растрепанной косе.
Я сразу заметила, что она произвела сильное впечатление на Павлика. Он стоял возле крыльца и во все глаза глядел на куклу.
– Что, красивая?
– спросила я.
Павлик молча кивнул.
"Конечно, - подумала я, - он и в глаза такой не видал. Зинка тоже ахнет. Не будет тогда нос задирать..."
Но Зинка не появлялась, и мне стало скучно.
– Павлик, хочешь со мной играть?
– предложила я.
Он растерянно взглянул на Леньку.
– Ленька тоже будет, - заверила я.
– Вы будете дети, а я - мама.
– Ладно, - сказал Ленька.
– Он будет послушный сын, а я - балованный.
– Дети, идите обедать!
– сказала я строго.
Но ни один из "сыновей" - ни послушный, ни балованный - не поспешил на мой зов.
Ленька, забравшись на перила крыльца, свесился вниз головой и начал кривляться, а Павлик стоял, как столб, не зная, что делать.
– Ну, что же ты? Иди домой, говорю!
– набросилась я на него.
– А чего ты кричишь?
– заступился за приятеля Ленька.
– Он же послушный. Ты на меня кричи, видишь, я балуюсь?
Я разозлилась:
– Уходи отсюда! Никто с тобой играть не будет, с таким...
– Тогда и Павлик уйдет!
– Нет, не уйдет!
– Нет, уйдет.
– А я говорю, не уйдет!
Павлик стоял растерянный, не зная, кого слушать, а мы с Ленькой тормошили его с обеих сторон и шумели на всю улицу. Вдруг откуда-то как вихрь вылетела Зинка.
– Вы чего тут деретесь?
– закричала она.
– Мы не деремся, мы играем, - сказал, улыбаясь, Павлик.
– Давай и ты с нами играть, - обрадовалась я.
– Вот еще, - сказала Зинка, - что я, маленькая? Некогда мне...
Она шмыгнула веснушчатым носом и убежала, даже не взглянув на мои игрушки.
Я хотела было крикнуть ей вслед что-нибудь обидное, но, как назло, ничего не могла придумать. Третий раз за сегодняшний день эта девчонка доводила меня до слез. Я стояла отвернувшись, чтобы Ленька с Павликом не видели, как ползут у меня по щекам две слезины. И вдруг позади я услышала чей-то шамкающий голос, как будто у говорившего был завязан рот.