Золотые сердца с червоточинкой
Шрифт:
Ладно, будем уповать на то, что если бы его и впрямь подвезли, он бы об этом упомянул.
Во мне крепло убеждение, что похищение Младшего было инсценировано. Пришлось даже одернуть себя – ведь, зациклившись на чем-то одном, я мог упустить из виду какую-нибудь важную подробность.
Зрелище, открывшееся взору, словно перебросило меня в прошлое. Я будто вновь очутился в армии. Фермер, его сыновья и помощники двигались через поле, вытянувшись цепочкой и ритмично размахивая косами. Они
Меня явно заметили, но виду не подали. Отец семейства поглядел на затянутое облаками небо и решил продолжать работу.
Что ж, будем играть по их правилам.
Я спрыгнул наземь, обошел несжатый участок, чтобы показать, что ценю чужой труд, и приблизился к цепочке косарей с фланга. Женщины и дети, которые вязали снопы и навьючивали их на спины флегматичных осликов, проявили куда больше любопытства, чем мужчины. Я коротко поздоровался и прошел мимо, памятуя о том, что в деревне свои нравы: невинную шутку здесь нередко воспринимают как покушение на женскую добродетель.
Остановившись на почтительном расстоянии от человека, который производил впечатление старшего, я сказал:
– Здравствуйте.
Он что-то пробурчал себе под нос, продолжая размахивать косой. Не послал куда подальше, и на том спасибо.
– Вы могли бы мне помочь.
По его бурчанию можно было понять, что он весьма в этом сомневается.
– Я ищу человека, который прошел этой дорогой четыре-пять дней тому назад. Возможно, он пытался одолжить или купить лошадь.
– Зачем он вам?
– Он дурно обошелся с моей женщиной.
Фермер повернулся и посмотрел на меня. Что ты за мужик, говорил его взгляд, если не мог справиться с собственной женой.
– Он убил ее. Я обнаружил тело только вчера. Отвезу родным, а потом найду того негодяя, который поднял на нее руку.
Фермер перестал косить, прищурил глаза, повидавшие много рассветов и закатов. Остальные косари тоже прекратили работу и оперлись на свои косы, точь-в-точь как усталые солдаты на копья. Женщины и дети уставились на меня. Фермер кивнул, положил косу на землю, приблизился к повозке, приподнял край одеяла и взглянул на Амиранду.
– Красивая, – проговорил он, возвратившись ко мне.
– Красивая, – согласился я. – Мы ждали ребенка.
– По ней заметно. Уодлоу, иди сюда!
К нам подошел пожилой мужчина.
– Ты продал тому городскому франту свою кобылу?
Уодлоу посмотрел на небо, словно ожидал увидеть ответ в облаках.
– Ну да. Пять дней тому назад. – Опираясь на косу, он с подозрением разглядывал меня, будто опасаясь, что я потребую вернуть деньги.
Я узнал то, что мне было нужно, однако игру требовалось довести до конца.
– Он не сказал, в какую сторону направляется?
Уодлоу поглядел на старшего, который заявил:
– Расскажи ему все, что знаешь.
– Говорил,
– Ясно. Он был в сапогах? – Я задал вопрос как бы невзначай, хотя от ответа на него зависело очень многое.
– Не, – протянул Уодлоу. – В башмаках. Городские башмаки, здесь в таких и недели не проходишь.
– Понятно. Один?
– Как перст.
– Что ж, спасибо.
– Все узнали? – осведомился старший.
– Думаю, теперь мне известно, где его искать. Большое спасибо. – Я поглядел на небо. – Всего хорошего.
– Удачи. Красивая у вас жена.
К горлу подкатил комок, на глаза навернулись слезы. Я помахал рукой и пошел прочь. Признаться, эти крестьяне поняли меня лучше, нежели кто-либо другой, за исключением, может быть, Уолдо Тарпа.
К тому времени как я взобрался на сиденье и взял в руки вожжи, косари вместе с женщинами и детьми уже возобновили работу. Может статься, обо мне они вспомнят за ужином.
21
В город я въехал уже в сумерках. Амиранда сидела рядом со мной. Наложенные ведьмой чары продолжали действовать, поэтому выглядела она вполне естественно, тем более в полумраке. Быть может, девушку увидит тот, кто считает ее мертвой, и всполошится, решив, что она жива.
В голове у меня царил сумбур, из которого, будем надеяться, рано или поздно возникнет хотя бы одна здравая мысль.
Я нарочно сделал крюк, проехал по окраинам города гоблинов, потом покружил немного у заведения Летти Фаррен, где обычно собирались и просаживали бабки всякие щеголи с Холма.
Они просаживают, а мы расхлебывай.
Потом я покатил домой и вошел через заднюю дверь, чтобы не привлекать внимания.
Меня встретил Дин, у которого от изумления отвисла челюсть.
– Что с ней такое, мистер Гаррет?
– Мертва, – отозвался я. Настроение у меня было препаршивое. – Убита. Еще вопросы есть?
Он начал многословно извиняться. Я тоже извинился за несдержанность и прибавил:
– Понятия не имею, кто ее убил и за что. Может, за то, что она была беременна. Или слишком много знала. Пошли к нашему гению. Глядишь, он что-нибудь и подскажет.
Покойник далеко не всегда такой равнодушный, каким норовит выглядеть. Он сразу уловил мое настроение и не стал, как обычно, валять дурака.
– Эта девушка провела ночь в моем доме. – Смотри-ка, а я думал, что он не знает.
– Да. Если хочешь, расскажу все по порядку.
Он молча выслушал меня, а Дин, который тоже внимал моим словам, то и дело подливал мне пива. Судя по тому, что Покойник, вопреки своей привычке, даже не пытался перебивать, рассказывал я неплохо, да и при расследовании ничего не упустил. Единственный вопрос, который он задал, касался мамонта и явно был продиктован простым любопытством.