Золотые врата. Трилогия
Шрифт:
Внезапно все закончилось. Он стоял один, толпа отпрянула, отползали раненые, волоча за собой оружие. Их подхватывали, относили в темноту. Неясный шепот, бормотание донеслись до слуха Корсакова. Отступающие повторяли одно слово – как молитву, как заклинание, и непонятно чего было в нем больше: страха или надежды. «Бальгард… Бальгард…»
* * *
– Ты проиграл, Горланг.
Черный
– Это не разгром, это лишь локальная неудача, – возразил Горланг.
Дождь стихал. Мимо проходили, неся на плечах палицы и топоры его проигравшие схватку воины. Невдалеке угадывалось движение: это отступали светловолосые бойцы Хельгры, растворяясь в ночи.
– Слова можно подобрать любые, главное, чтобы не ранили самолюбие, – по тону магистра можно было догадаться, что он усмехается.
– Самолюбие – непозволительная роскошь для меня, – пробормотал Горланг. – Слишком многое от меня зависит, чтобы удовлетворять собственные амбиции.
– Однако, как ни назови, это неудача. Единственное, что может тебя утешить, так это то, что меч он получил не из рук Хельгры. Впрочем, она не очень-то и стремилась к этому. Мне даже кажется, что ее вполне удовлетворяет сегодняшнее положение. Так или иначе, но выбор теперь сделает сам Бальгард. Без советчиков и посредников. Как я и предсказывал, он будет судьей, а не союзником.
– Нам не нужен судья… – Горланг осекся. – Пустые разговоры… Прощай, инквизитор.
– Прощай. Не забывай: мы следим за вами.
* * *
Небо очищалось от туч, и уже светлело на востоке. Воздух был свеж и прозрачен. Поблекшая луна катилась за спящие дома.
Корсаков отыскал отброшенную рубашку, опустился на колени над Рогозиным и вытер ему окровавленное лицо. Глубокие порезы на лбу и щеках еще сочились кровью. Под грудью наливался синевой чудовищный кровоподтек. Дышал Рогозин с хрипом, на губах выступала кровавая пена. Один глаз заплыл от удара, другой закатился под веко. Корсаков приподнял ему голову. Рогозин застонал, моргнул и посмотрел на него, явно не узнавая. Постепенно его взгляд приобрел осмысленность.
– Игорь?
– Тихо, тихо, Борисыч, – Корсаков кивнул, – это я, все в порядке, уродов разогнали.
– Это кто ж такие, а?
– Долго объяснять. Ты потерпи, сейчас в больницу поедем.
– Ну, я им дал! – Рогозин слабо улыбнулся, приподнял руку с обломком «карабелы». Улыбка вышла кривая. – Эх, жаль, клинок сломал. Ты видел, как я их мотал?
– Видел, Борисыч. Такого, я тебе скажу, в Голливуде не увидишь.
– Опоздал ты маленько – достали меня суки, – Рогозин мучительно закашлялся. – Черт, ребра поломали… Меч, где меч?
– Здесь, у меня, – успокоил его Корсаков.
– Я ведь чего тебя искал: меч нашел. Дорогая
– Считай, что уже пристроил. Ты как, идти сможешь?
– Сейчас посмотрим, – сцепив зубы, Рогозин попытался подняться, охнул и завалился назад.
Корсаков подхватил его.
– Нет, никак. Ты уж извини.
– Ерунда. Меч подержи, – Корсаков сунул Рогозину меч, подхватил бывшего тренера под плечи, просунул руку под колени и, тяжело поднявшись на ноги, пошел к воротам.
Он почувствовал на себе чей-то взгляд, остановился, обернулся и медленно обвел поле глазами, пытаясь понять, что его насторожило. Ему показалось, что на месте схватки кто-то стоит и смотрит ему вслед. Подождав, он пошел дальше, настороженно прислушиваясь.
Рогозин обхватил его за шею. Тело раненого била крупная дрожь, он стискивал зубы, чтобы не застонать.
– Тяжело, а, Игорь? Может, я сам?
– Борисыч, кончай херовину городить, – проворчал Корсаков. – Ты лучше молчи, а то брошу.
Рогозин заперхал, пытаясь сдержать смех. На губах снова выступила розовая пена.
Возле ворот Корсаков осторожно положил его на землю, подергал цепь, на которой висел устрашающих размеров замок. Слегка отступив, он осмотрелся, взял у Рогозина из руки меч и, коротко размахнувшись, разрубил цепь пополам.
– Вот это клинок, – прошептал Рогозин
Корсаков распахнул ворота, открыл заднюю дверцу машины и снова взял его на руки. Как он ни старался осторожно положить Рогозина на сиденье, тот мучительно застонал и обмяк. Корсаков пощупал ему пульс. Сердце билось слабо, но ровно. Вынув из пальцев Рогозина обломок «карабелы», Корсаков спрятал его в багажник под запасное колесо. Туда же положил и меч, предварительно завернув его в чехол от сиденья.
Развернувшись, он направился к выезду на Ленинградский проспект. Уже поворачивая, он посмотрел в зеркальце заднего обзора. В распахнутых воротах, ведущих на Ходынское поле, стоял магистр.
Глава 11
Корсаков опустил в машине стекла, чтобы утренний воздух привел Рогозина в чувство. Тот застонал, приподнялся на сиденье. Корсаков озабоченно взглянул на него в зеркальце.
– Лежи, Борисыч, лежи.
– Куда едем? – прохрипел Рогозин.
– Сначала ко мне, – ответил Корсаков, поворачивая на Садовое Кольцо, – а потом в больницу.
– Нельзя в больницу. Они обязаны докладывать в милицию о ножевых ранениях, а меня разделали, как Илья Муромец Змея Горыныча.
– Ну, так уж и разделали, – пробормотал Корсаков. – Это еще посмотреть, кто кого. А насчет милиции не беспокойся. Все схвачено.
Рогозин откинулся, закрыл глаза, потом, вспомнив что-то, снова подался вперед:
– А меч где?
– Здесь меч, не бойся.
– А сабля?
– Тоже здесь.
– Знатная сабелька. Друг подарил. Эх, его бы сюда, мы бы этим уродам устроили Куликово поле.