Золотые яблоки
Шрифт:
Где-то здесь, ближе к городскому шоссе, со временем остановятся электропоезд, и к проходной густо потянутся рабочие. Среди них будут и те, кто только что окончил школу. При случае им скажут: «Тут было голое место». Они поверят, но не представят…
Самый большой и самый ответственный участок — третий — строительство завода.
Чтобы попасть из центра города на строительство, нужно ехать автобусом до нового поселка. Часть рабочих остается здесь, остальные идут к бетонной дороге, попутные машины забирают их и везут дальше,
Утром второго дня работы Илья сел в кабину самосвала к черному, как жук, шоферу. Шофер оказался разговорчивым.
— Эх, ты! — протяжно говорил он. — Поверь Ивану Чайке: каяться не будешь. Вот ведь, — ткнул он себя в грудь пальцем, — работал, дурак, в облпотребсоюзе. Послали меня раз на Менделеевский завод, познакомился я там с начальником цеха. Чудо, что делают! А сырья нехватка: из Баку им возят. Ждут они не дождутся, когда наш завод начнет работать. Мы им парафин, и все, что надо, а они синтетическую химию на первый план. Хватит, братцы, кожу для ботинок пищевым жиром пропитывать — сами едим, а на то есть синтетические жиры. Второй год работаю здесь. Честное слово, хорошо! Подымешься со дна котлована — аж дух захватывает от широты стройки, от ее размаха. Машины рокочут, ковши экскаваторов бухаются в землю, и ты — тоже не песчинка: в общем деле участвуешь…
Так он и не замолкал, пока вез Илью. Громоздкий самосвал с ревом несся по бетонной дороге. Кажется, справиться с этим норовистым чертом можно только с большим напряжением сил и внимания. Но шофер успевал говорить, поглядывать по сторонам и на Илью и будто едва касался руля большими загрубелыми руками. На прощанье он сказал:
— Еще встретимся. Иван Чайка по всему строительству гоняет…
Съехав с дороги, самосвал направился к котловану, неуклюже переваливаясь бортами. Обласканный радушием шофера, Илья с минуту смотрел ему вслед, потом бодро зашагал к прорабской будке.
У кладовой уже получали инструменты. Генка Забелин взял у Гоги топор и попробовал его острие о бревно, валявшееся рядом. Мимо проходил озабоченный прораб Колосницын — грузный, в сером выгоревшем плаще. Он слегка съездил Генке по макушке и, не останавливаясь, скрылся в будке. Генка почесал затылок и опять принялся рубить бревно.
Илье тоже дали топор. Положив его на плечо, он пошел к девчатам, среди которых увидел Галю. Сегодня она повязала голову цветной косынкой и стала похожа на матрешку. Бригада бетонщиц тоже шла на рубку кустов.
— Кажется, нам повезло, — сказала Галя, — и перекрикиваться не придется — рядом будем. — Осмотрела Илью с ног до головы, добавила: — Ты напоминаешь дровосека из сказки. Жаль, кушака нет.
— И еще бороды, — в тон ей сказал Илья. — Ты на первом автобусе ехала?
— Наверно. Понимаешь, вечером ложилась — думала, никогда не встану. А утром ранешенько поднялась, даже мама удивилась. Только руки болят. Смотри, даже не сгибаются…
— Я тебя ждал
— Конечно, — охотно откликнулась Галя, шагнула к нему и, полуобняв за шею, стала выправлять воротничок рубашки поверх пиджака. — Так красивее. — И засмеялась: — Люблю все красивое, что ты скажешь…
— Поцелуй меня, — попросил Илья и зажмурился от удовольствия.
— Смешной ты какой, — испугалась Галя. — А люди?..
— Скорее, а то подниму на руки и понесу. Будут тебе тогда «люди».
Галя быстро оглянулась и робко чмокнула его в щеку.
— Хочешь, спляшу? — предложил Илья.
— Что с тобой сегодня? — удивилась девушка.
Илья бросил топор, раскинул руки, и ноги будто сами заходили, заклубилась пыль под каблуками. Лицо сияющее, в глазах удаль и гордость: «И мы не лыком шиты». Не успел опомниться, как вокруг собрались любопытные, смотрели удивленно: с чего бы расплясался?
Генка, встретившись с Ильей взглядом, приложил к виску палец, спросил глазами: «Чокнулся?»
Илья поднял топор и, взяв Галю за руку, вывел из толпы, сказал беззлобно:
— Повеселиться, черти, не дадут.
А сзади хлопали в ладоши, не потому что понравилась пляска — по привычке после представления.
Только остались одни — откуда ни возьмись Кобяков. Спортивная голубоватая куртка расстегнута у ворота так, чтобы был виден белый в крапинку галстук. Чуть скуластое лицо с выпуклым подбородком — умное, красивое лицо — и неизменный синий берет. Небрежно, как старому знакомому, кивнул Илье, слегка поклонился Гале.
— Вы меня извините, — сказал, — я к вам с деловым вопросом.
Нашел время деловые вопросы обсуждать!
— Кладовщик говорил, что вы хотите перейти в другую бригаду. Нам как раз требуется грамотный человек. Подумайте. Если не против, я переговорю с начальником.
Галя, застигнутая врасплох, молчала, не зная, что ответить. Илья, у которого еще не улеглось радостное возбуждение и озорство, сказал словами Гоги Соловьева:
— Послушай, мальчик. На исходе лето, впереди бледная осень: Б-р-р! Зачем ей с нивелиром таскаться по болоту? И тут не так уж плохо.
Уж на что опытен Виталий Кобяков, а здесь растерялся.
— Но ведь вас-то, кажется, не спрашивают, — вымолвил он.
— Что верно, то верно, — согласился Илья. — Но и вас не просят. Вы что, на правах папы или маменьки заботитесь о ней?
— На правах друга, — отрезал Кобяков.
— Иди-ка ты… друг, своей дорогой.
— Извините, — скорбно сказал Кобяков Гале. — Побуждения были самые лучшие. Не знал, что за вас решают и думают.
Не так уж прост Кобяков: удар по самолюбию девушки — верный удар.
— Мне другие не указ, — обиженно сказала Галя. — Сама догадаюсь, что делать.