Золотые земли. Его забрал лес
Шрифт:
– Снег пошёл, – сказала Настасья Васильевна, хотя окна были зашторены, и её неуловимая улыбка заставила позабыть о пережитом стыде. Она улыбалась тепло и будто бы одному только мне. – Распоряжусь, чтобы положили грелки в постели. Не хватало ещё заболеть в такую холодную ночь.
Отодвинув тяжёлую портьеру, она выглянула на улицу, но в тёмном проёме окон не было видно ничего, кроме кружащих крупных, словно птичий пух, снежных хлопьев.
– За ночь всю землю покроет снег, – уверенно произнесла Настасья Васильевна. – Так что, Мишель,
– Она вовсе не моя, – смущаясь под её взглядом, пробормотал я. Ох, честное слово, мне даже писать неловко и самому себе признаваться стыдно, какую власть эта женщина получила надо мной за один вечер, за один взгляд.
– Тогда ваша снежная королевна, – не взглянув в мою сторону, сказала Настасья Васильевна. – Вы же её приехали к нам искать?
– Сказки, – пробормотал я робко. – Я собираю сказки.
– Но ищете вы не их. – Я не видел лица этой женщины, но знал, что она, глядя в тёмное окно, улыбалась.
– А кто она такая? – подала робкий голосок Клара.
Трещал огонь, и слышно было, как завывал ветер за окном, принося в Великолесье зиму.
Никто не ответил Кларе, потому что никто не знал ответа.
И мне пришлось признать себе: Настасья Васильевна права. Я искал её. Мой сон, моё лихорадочное видение. И в каждой сказке, в каждой песне, в каждом слове пытался найти её след. Беда только в том, что следов она не оставляла.
В отличие от ведьмы-волчицы.
Поэтому я сбежал из дома: потому что в Волчьем логе её больше нет.
Поэтому я исписал уже несколько десятков дневников, пытаясь среди тысяч букв и запятых найти её черты…
Поэтому я приехал в Великолесье в погоне за призраком.
И вот я снова строчу. И не сборник для университета, как мне стоило бы сделать, а свой дневник.
Сижу, грею ноги и никак не могу согреться, хлюпаю носом и пью чай. Рядом сидит Клара и очаровательно краснеет, пытаясь вышивать.
Очень злюсь на всё, особенно на карету и ботинки. Писать работу для университета никак не получается.
От злости накапал чернил в дневник.
Не знаю, в чём мне теперь ходить. Денег нет.
Merde
13 студня
Кажется, мои пальцы до сих пор пахнут кровью. Я часа два драил руки щёткой, а всё равно вижу и чую кровь. Merde.
Начну по порядку.
Да с чего тут начать?
Но нужно, нужно рассказать всё, даже если придётся писать всю ночь. Только тогда, наверное, смогу заснуть, когда передам всё бумаге. Вдруг это поможет и чернила смоют кровь с моих пальцев?
Начну прямо сначала, как приехал в усадьбу. Меня приняли как дорогого гостя, и, если не считать странного грубого поведения графа, всё было отлично. Но я давно привык к неотёсанности ратиславцев и не жду от них ничего
Но случились три приятных события.
Во-первых, heureusement [6] , несмотря на все признаки простуды, я проснулся совершенно здоровым.
Во-вторых, рано утром извозчик доставил мои вещи.
В-третьих, милая Клара обещала помочь в моей работе и провести в ближайшую деревню, а там найти старожилов, которые готовы поделиться быличками и сказками.
В общем, поначалу всё шло отлично. Мы с Кларой встретились рано поутру за завтраком.
– Мы будем одни, – предупредила она. – Граф уехал, отец уже работает, а Настасья Васильевна так рано не встанет.
6
К счастью (фр.).
Сонные слуги налили мне холодный кофе, и будь я ратиславцем, так выругал бы их последними словами, но мой отец всегда настаивал на том, что настоящий дворянин не показывает свои чувства, особенно в гневе, и сильную печаль, поэтому я грустно цедил этот ужасный, отвратительный кофе, пока его не попробовала Клара.
Хотя моему ли отцу учить скрывать чувства? Интересно, получилось ли скрыть ту дыру от пули над входными дверями в главном холле? Не представляю, как матушка объясняет это гостям. Не скажет же она, в самом деле, правду?
Он стрелял в меня. Мой собственный отец. Создатель! И он ещё надеется, что я вернусь?!
В общем, я терпел и пил холодный кофе, пока его не попробовала Клара.
– Ох, Михаил Андреевич, как же вы это пьёте? – спросила она с нескрываемым удивлением. – Маруся, Марусенька…
Слуги графа в его отсутствие, по-видимому, совсем не утруждают себя ни дисциплиной, ни хорошими манерами. Кларе пришлось самой подняться и сходить за этой Марусенькой, которая, к слову, так и не показалась на глаза, а всучила ей поднос с кофейником.
Горячий кофе я в итоге выпил, но на душе было по-прежнему как-то гадко.
После завтрака мы оделись потеплее (мне выдали сапоги графа. Было ужасно стыдно принимать подачки, но, вспоминая вчерашние мокрые ноги, я смирился со своим позором), и мы с Кларой окунулись в туман на аллее, что вела от хозяйского дома к мосту.
Под сапогами хлюпала вода, и вокруг чернела земля с белыми проплешинами. Зима, что, казалось, пришла минувшей ночью, стремительно отступала.
– Ох, как я не люблю это время, – выдохнула клуб пара Клара, потирая руки в перчатках. – Ни осень, ни зима. Сплошная мука.