Золушка и Дракон
Шрифт:
– Думаешь, она обрадуется? А твой отец? Представь, что тебя ждет.
Ольга что-то проговорила себе под нос, и Григорьева, не расслышав, переспросила:
– Что?
– Я выйду замуж за Илью, – громче сказала девушка.
В голосе ее было столько уверенности, что Мария Федоровна даже опешила. И только спустя минуту весело рассмеялась:
– Нет, не выйдешь.
– Выйду, – повторила Ольга без улыбки. – Он меня любит. И я его люблю. У нас будет ребенок. Я не откажусь от Ильи, даже если вы станете меня пытать.
Последняя фраза, высокопарная
Улыбка растаяла на лице Марии Федоровны.
– Через мой труп, – прошипела она, наклонившись к девице. Казалось, ярость ее заполнила все пространство небольшой комнаты, вытесняя насупленную девушку в черном платке. – Ты, сельская подстилка, рожей не вышла, чтобы стать женой Ильи Григорьева! Любит она его! Ты квартиру его московскую любишь, а не моего мальчика!
– Вам ругаться не идет, вы слишком красивая, – заметила Ольга. – А на вашу квартиру мне начхать. Я согласна с Ильей в любой помойке жить, да вообще где угодно! И он со мной тоже. Вы его спросите: хочет он от нас с малышом откупиться или нет? А то вы за своего сына все порешали, только его спросить забыли.
– Нет у тебя пока никакого малыша, не блажи! А Илья хочет вернуться в Москву и жениться на образованной умной девушке! А не на такой, с которой стыдно в булочную выйти!
– Ничего, это только поначалу стыдно, – парировала девица. – А потом ему будет приятно, что его женой любуются. А с образованием вы мне поможете, чтобы не краснеть за меня потом.
От такой наглости Мария Федоровна остолбенела и не нашлась что сказать. Она?! Поможет этой замарашке?!
– Вы из меня конфетку сделаете, – с глубокой уверенностью продолжала Оля. – А я за это вам и вашему сыну по гроб жизни благодарна буду. Не изменю никогда, на другого мужчину не посмотрю. И дом у меня будет чистый, убранный, и еда всегда свежая и вкусная. И ребеночка я рожу здорового, у нас в роду все здоровые…
Она расписывала их совместное будущее, рисуя обоюдные выгоды от брака с Ильей, а Мария Федоровна, ужасаясь ее диким несбыточным планам, все никак не могла подобрать слова, чтобы остановить этот поток фантазий. Первый раз в жизни она столкнулась с волей, превосходившей ее собственную. Никто – ни муж, ни сын, ни подруги, ни враги – никто не мог спорить с ней и одержать верх, если Мария Федоровна этого не желала. Она всегда добивалась своего, всегда!
Но только не теперь.
Эта девочка в траурном платке выглядела как фанатик, и глаза ее горели исступленным огнем. Марии Федоровне стало не по себе.
«Бог ты мой, да она сумасшедшая! – мелькнуло у нее в голове. – Натурально, поехала крышей на Илюшке! Потому ей и денег не надо, и осуждения не боится… Одержимая, вот кто! Ее лечить надо, а не деньги предлагать!»
– Ты за моего сына замуж не выйдешь, – отрезала Григорьева. – И нечего мне тут фантазировать. Все, пошла домой, к маме.
– Выйду, – тяжело уронила в ответ Ольга. – И
– Мы расписались в сентябре, – закончила Ольга Романовна. – В конце февраля родился Алешка. А дальше началась уже совсем другая история, и я не стыжусь признаться, что она счастливая. Но те события, смерть Олеси – они как проклятие, висящее надо мной. Только после случая с Катей я поняла, что подсознательно все время ждала чего-то в этом роде. А теперь, – она умоляюще взглянула на Сергея, – разуверьте меня, прошу вас! Скажите, что я все придумала, что все это бабские глупости!
Бабкин хотел что-то ответить, но тут позади них раздался хруст веток, и из леса вынырнул жизнерадостный, атлетического вида мужчина лет сорока.
– Ах, вот ты где! – обрадованно крикнул он привставшей Ольге Романовне, лицо которой просветлело при виде его. – А я тебя везде ищу!
Он подошел поближе, комично высоко поднимая ноги в брюках, чтобы не порвать их в колючих стелющихся зарослях.
– Решил, Оля, смыться с работы пораньше на этот раз. Здравствуйте! – Мужчина пожал руку Сергею. Рукопожатие получилось крепкое, «врачебное». – Илья!
– Сергей. Очень приятно.
– Я только что рассказывала о тебе, – с нежностью сказала Ольга Романовна.
– Что-нибудь компрометирующее, надеюсь? – Илья довольно хохотнул. Бабкин подумал, что перед ним человек, который часто смеется без видимой причины, просто от избытка довольства жизнью и собой.
– На тебя при всем желании не найдется компромата, – отшутилась она.
– Тогда признавайся, о чем ты сплетничала?
– Так, беседовали о наших «рассветных» делах. – Григорьева глазами показала Сергею, чтобы он молчал. – Об Алексее еще немного. Женщины всегда сворачивают на тему о своих детях, хотя это никому, кроме них, не интересно.
– Да что о нем беседовать, о прохвосте? Уехал в Германию на стажировку и звонит раз в неделю, поросенок!
Бабкин подумал, что их сын похож на отца: такой же большой, жизнерадостный, веселый парень.
– Сергей, если у вас будут еще вопросы…
– Да-да, если будут еще вопросы, – перебил ее муж, – например, о том, когда в столовой начнут готовить борщ, а не щавелевую жижу, по недоразумению называемую супом, обязательно напишите об этом в жалобной книге! А лучше – пожалуйтесь лично, я вас прошу. Меня она последние двадцать лет совершенно не слушает!
– У нас пансионат, пропагандирующий здоровый образ жизни, а не обжираловку! – горячо возразила Ольга Романовна. – А если повара будут готовить по твоему вкусу, у гостей разовьется ожирение. Ты бы только пельмени и ел, дай тебе такую возможность!
– Не вижу ничего плохого в пельменях. Если полить их сверху майонезом и кетчупом…
– Ну все, прекрати! – потребовала Григорьева. – Сергей, не обращайте на него внимания, Илья это не всерьез. Он меня дразнит, зная мою нелюбовь к подобным продуктам.