Золушка ? la russe: Постскриптум
Шрифт:
— Прощай! — она сняла с себя цепочку со своими любимыми оберегами — теперь они должны были охранять не ее, а того, который пострадал из-за глупого суеверия провинциалки. В последний поцеловала изображение святых Петра и Февронии, вложила цепочку в расслабленную ладонь, — берегите его…
Подумала и забрала одну розу с тумбочки, попятилась к двери, будучи не в силах повернуться спиной к лежащему на кровати, осторожно приоткрыла дверь и выскользнула в коридор.
— Вас как зовут? — она обратилась к девушке, ожидавшей Ольгу в коридоре.
— Лена.
— Леночка, через минут двадцать загляните в эту палату, проверьте капельницы: там скоро раствор закончится.
— Хорошо,
— Не забудьте, пожалуйста, — вытирая нос и глаза, Ольга пошла к выходу, ускоряя шаг, пока не побежала.
Таксист курил у машины, увидев возвращающуюся девушку, он обрадовался:
— Все нормально? Как ваша сестра себя чувствует?
— Спасибо, теперь все будет хорошо.
— Вот и ладненько. Куда теперь?
— Посоветуйте, с какого вокзала лучше уехать: мне нужно попасть в Муром.
"Золушка `a la russe: Постскриптум". Эпилог
Эпилог
Такси медленно ехало по пыльной дороге. Аномально жаркая погода плавила воздух, растительность вдоль пыльной колеи и даже воду в реках и водоемах: влага убывала на глазах, оставляя мутные теплые лужицы с кишащими в них мальками.
Вера с тоской смотрела на алтайский пейзаж, южный край России. Здесь не было запаха гари, как в Москве и в других городах, окруженных лесами, воздух казался легче. Но Веру, бывавшей, в основном, в российских да европейских мегаполисах, до невозможности угнетал вид деревни с ее пылью, покосившимися заборами и любопытными бабками, мужиками нетрезвого вида на завалинках у дороги. Бесконечный музей имени Николая Гоголя, в котором, спустя две стони лет, экспонаты все так же находили особое удовольствие в созерцании прохожих, транспорта, развивая свой интеллект в одном направлении — кто кому и чего.
Стрэн дал поручение менеджеру вернуть на проект любыми посулами Николаеву, хотя бы ее уговорить погостить временно. После Ольгиного ухода, то есть побега, взлетевший к облакам рейтинг программы стал неумолимо падать. Пользователи интернет сайта завалили телеканал просьбами рассказать о сложившейся судьбе двух влюбленных, в студию звонили люди с просьбой сделать отдельную передачу. Что касается оставшихся участниц, все были до безобразия предсказуемы. Вслед за Масловой добровольно ушла Ника Миюсова, провокатор среди настоящих золушек, и Стрэн, положа руку на сердце, выгнал бы всех оставшихся, но решил выждать время и отправил домой пока только Рамину Султанову. На очереди стояли «проектные сиамские близнецы» Наташа и Маша. Ни одна из девушек не горела страстью к своему избранному Принцу, как это было у Николаевой: отношения были, в лучшем случае, теплыми, например, у Олеси Жвалевской, но не более того.
— Сворачивать надо эту лавочку, но сделать красиво, — мечтал продюсер и спрашивал у Веры и Карины совета, как можно воплотить идею в жизнь.
В результате длительных раздумий, Стрэн купил Вере билет на самолет до Барнаула, и теперь менеджер пыталась разыскать в этой самой Усть Лосихе Ольгу.
— Мальчики, скажите, где живет Оля Николаева? — Вера высунулась через опущенное стекло на улицу.
— Не, мы не знаем, — пацаны деловито с удочками шли с рыбалки, неся в руках пластиковые бутылки с болтающимися рыбешками.
Вера подумала и спросила:
— Вы телевизор смотрите?
— Ну да, иногда.
— Я имею в виду золушку, она где-то здесь живет…
Рыбаки даже не дослушали, сразу закивали головами и показали дорогу.
— Вот так и живем, — вздохнула Вера, — имен друг друга не знаем.
Она так и стала дальше спрашивать: «Где дом золушки?» Еще один встречный
— Вона дом ее отца. Тока ее там нет. Повертайте направо, на ту улицу, спросите Людмилу — там и поживат золушка.
Вера была рада мысли, что близка к цели и скоро увидит знакомое лицо. Стрэн хотел было послать и Виктора с камерой, но Вера напомнила о нелюбви Ольги к суете и показухе.
Женщина лет пятидесяти, худая, с умными глазами, узнала Веру и заулыбалась:
— А мы каждый день смотрим вашу передачу. Лелька уходит на речку, злится, но мы смотрим: интересно, чем все закончится.
— А где она сама?
— Дома: жара стоит, так мы стараемся управлять утром и вечером.
— Здравствуй, Оля! — Вера вошла в аккуратный домик, прошла в комнату за хозяйкой, которая сразу засуетилась, собралась готовить на стол, кормить приезжую и таксиста.
Девушка обнялась с Верой, представила мальчику, лежавшему на кровати, знаменитую гостью
— Лелька, ты разговаривай, а я сама все сделаю, — тетя Люда ушла на кухню.
— Как поживаешь? — Вера рассматривала девушку, — похудела или мне так кажется?
Ольга пожала плечами. Что она могла рассказать Вере? Как тянула возвращение домой? После больницы, она отправилась в Муром. Деньги на дорогу, к счастью, были заработаны у Маргариты Павловны дома, но и от них, как от неприятных воспоминаний, девушка желала избавиться быстрее. После молитвы и благословения священника в Троицком храме (заодно купила новый оберег, образы Муромских святых, такой же, какой оставила Максу) и потом долго ехала до родного Барнаула. На одной из станций пришлось купить дешевые черные солнцезащитные очки, чтобы маскироваться от узнававших ее и иногда просивших автографы людей. В самом Барнауле к очкам пришлось добавить надвинутую на глаза кепку: невозможно было не пройти мимо киоска с газетами, чтобы не зацепить глазом газету или журнал со своей фотографией на обложке. А в самом центре города, неподалеку от родного института, над дорогой висел рекламный баннер с фотографией, сделанной в Большом Театре: она и Макс, оба красивые, счастливые и внизу — телефон какого-то находчивого свадебного салона.
Не удержалась и купила на память несколько журналов с фотографиями Макса, девчонок с проекта. Присела у института полистать — и не смогла, так больно давались воспоминания, еще совсем свежие. Хотела остаться в общежитии, но передумала, едва пожилая тетя Катя закричала на весь вестибюль, что, дескать, золушка вернулась: так и вышла, не оборачиваясь на оклики.
В деревне встретили и того хуже. Каждый почему-то считал, что теперь, вернувшись и став миллионершей, она должна была каждому денег. Отец, встретивший ее сидя за столом, в той же самой позе, в какой его оставила уезжая дочь, сразу стал плакаться на тяжелую жизнь, боли в печени и намекнул, что было бы неплохо купить хоть какую машину для хозяйства. А мачеха язвительно, и никак иначе, называла падчерицу «прынцэсса наша».
В своей комнате, кроме толстого слоя пыли на любимой книжной полке, Ольга увидела на письменном столе новых хозяев — самогонный аппарат и банки, которых и без того было много на полу. А кровати лежал не разувшись пьяный сосед.
И тогда девушка пришла к крестной: «Мне жить больше негде, теть Люд». Вася так обрадовался, что запретил названной сестре вообще ходить в отчий дом, разве только для того, чтобы забрать книги и одежду.
А потом к ним в деревню зачастили журналисты — первая неделя была особенно тяжелой. Ольга гнала их, не соглашаясь на интервью ни за какие суммы. Зато деревенские не оплошали. Пронюхав, в чем дело, сами пошли к газетчикам, предлагая за деньги ответить на любой вопрос вместо гордой золушки…