Золушка поневоле или туфельки моей ба

Трифоненко Вероника Андреевна

Ну, вменяемый король наверно не стал бы, а этот может!

Когда подошла ближе с лица сама собой сошла улыбка, а ноги начали мелко дрожать, на Гаррета старалась не смотреть.

– Как выросла, маленькая моя, - больно затеребила меня со всех сторон, наконец, отпустившая принца 'матушка'. Видимо пощипывания моих рук и щек должны были символизировать всю силу радости давно не видевшей свое блудное дитя матери. Не знаю, как смотрелось со стороны, а я мучительным порывом сдерживала ойканье, думая о том, что Моника по поведению ближе к принцу, чем ко мне. И кстати, ее последующая реплика, сказанная мне на ушко зло приказным тоном, мои мысли

полностью подтверждала:

– Улыбайся!

Я старалась, честно, но судя по испуганным лицам, улыбка у меня вышла не самая радостная, впрочем, какая разница, если учесть, что главный зритель все равно нам не поверил. И тут мне подумалось, 'а может тоже включить свои актерские способности!?'. Зря, если честно, никогда не стоит пытаться включить то, что изначально не работает, но что вышло, то вышло.

Я стала плакать, вернее, пытаться плакать и говорить о том, как по ней соскучилась, а еще по сестрам, а вот тут мой сбивчивый лепет перебил Гаррет:

– Так у тебя есть сестры?

– Конечно, ты что, что-то имеешь против!?
– с пол оборота завилась я, готовая с кровью защищать существование своих полумифических сестер.

– Да нет, что ты, ничего, просто ты никогда мне о них не говорила,.. как и о матери.

– Мачехе - поправили мы с Моникой хором совместную легенду.

Принц охотно согласился:

– Хорошо, мачехе. Леди, простите, не знаю, как вас зовут (и кто вас пустил в замок), но очень рад, наконец, с вами познакомиться, пусть и так неожиданно.
– Моника польщено заулыбалась, это она видимо, еще не догадалась, что данная интонация у Гаррета означает крайнюю степень ярости:

– Так вот, милая моя невеста, не расскажешь, как твоих чудесных сестер зовут!?

Это был провал. В смысле, сволочь принц, как обычно легко меня подловил, я стояла, чувствовала, что краснею, и не знала, что ответить, а принц продолжал издеваться:

– Забыла? Такие сложные имена?

Я не выдержала, и стала орать, шагая к этой скотине, говорящей подозрительно тихим и спокойным голосом:

– Разумеется, я помню, как зовут моих сестер!

Закончила голосить, остановившись у самого Гаррета, тот же и не подумав испугаться чужой злобы или сделать шаг назад, наоборот немного наклонился ко мне и спросил все таким же тихим и издевающимся голосом, опуская ко мне свое породистое лицо:

– Так как именно?

– Мона и Лола, - выдохнула я первые пришедшие на ум имена почти в чужие губы и отчего-то красная развернулась и побежала подальше от этой сволочи, которая меня постоянно провоцирует!

Ошарашенную толпу и чем-то довольную Монику пролетела на космической скорости, и бежала на ней же, пока, закономерно, не врезалась в кого-то и не упала на пол. Поднявшись и извинившись, я внезапно для пострадавшей в нее вцепилась, потому что быстро опознала в симпатичной почему-то блондинистой барышне, свою подругу Марьянку. Зацепив горе художницу под локоток, потащила ее в ближайшую незапертую комнату (не хочу знать, зачем они тут нужны) для трепетной беседы по душам, в смысле, почему милая подруженька не догадалась подойти ко мне сама!? И где мой браслет, который я настоятельно просила не снимать до моего прихода (Марьяна вечно все теряет), но почему-то сейчас не находила на чужих красивых руках?

Марьяна прятала глаза, знала, что сейчас я ее буду ругать. А я молчала, нет, конечно, выругаться хотелось, да и объективно говоря, повод был даже не один, но рыжее, а сейчас блондинистое чудо я никогда не могла

обидеть, как, впрочем, и вся группа. Марьяну хотелось жалеть, учить, ей можно было восхищаться, с ней можно было весело поболтать. А вот отругать, как следует, это милое существо еще никому не удавалось, потому что уже на первых словах, глядя на красное от стыда, готовое расплакаться лицо, все осознавшего маленького ангела, невольно, начинаешь ненавидеть себя и останавливаешься, как бы она не провинилась. Вот и теперь я просто несколько раз нервно вздохнула и попросила Марьянку все рассказать, та охотно затараторила, видя, что ее не собираются убивать:

– Я потеряла твой браслет,..
– ожидаемо, если честно, и зачем поддалась на провокацию дать 'чуточку' поносить?

Между тем чудо продолжило:

– А потом я стала его искать и случайно угодила в лабораторию мага, а там он..., - и тут чудо таки расплакалось, показывая мне свои волосы: он... обесцветил мои волосы!

Теперь чудо выло на одной печальной ноте 'ы', а я думала, может дать ей пощечину, вместо этого решила действовать умнее:

– Так это магическая прическа!? Как красиво!

– Правда!?
– чудо резко перестало плакать и заинтересованно посмотрело на меня.

– Ну, конечно, остальные феи и мечтать о таком не могут, у нас же магию запретили, а тебе и запрет не помещал, это ж здорово!

– А мне точно идет?

– Ну, конечно же! Ты же красавица, тебе бы и фиолетовый пошел!
– последнее я добавила, возможно, зря, судя по загоревшимся глазам, но, в конце концов, я ж не стала рассказывать про прическу под названием ирокез, узнанную мной на очередных каникулах у тетки, живущей в странном мире Земля, кстати, не менее психованном, чем это королевство, так что вроде и не совсем навредила. Так чуть-чуть испортила чужое наивное представление о красоте. Но совсем же немного. Да, и правда, Марьянке с ее идеальными чертами в отличие от меня пошел бы любой цвет, особенно к ее по-фейски неповторимым глазам (у чудо облик никто запечатать не догадался). Я же сейчас на фоне этой расстроенной красотки смотрелась, если и не заморышем, то обычной. Ничего сверхъестественного во мне не осталось. Ни грации, ни силы, ни немного потустороннего блеска глаз, ни легкого мерцающего ореола, ничего!

Ан нет, чуть не забыла, у меня есть один показатель моего фейского статуса, и даже вполне себе материальный. Это бледно-розовая (инструктор, выбирая цвет, решила поиздеваться) блестящая, чересчур пестро украшенная стразами, ученическая волшебная палочка, заправленная небольшим запасом пыльцы. И если честно вот она то, пожалуй, вполне смогла бы сейчас помочь спасти мою жизнь. Но, к сожалению, палочка-выручалочка сейчас валяется где-то у бабушки в моей комнате, возможно под кроватью, кажется туда я зашпыльнула ее, когда в последний раз испытывала приступ ощущения себя бездарностью в плане изучения фейского искусства.

Ладно, забудем про отсутствующих. Вернемся к моей внешности, в целом, по меркам смертных, я вполне себе неплохо выгляжу, вон на свою беду даже принца подцепила, так что хватит вешать нос, пора решать, что делать дальше. Марьяна весь мой мысленный монолог благополучно пропустившая за разглядыванием своего личика в маленьком карманном зеркальце, наконец, заметила, что я молчу, и решила поделиться еще одной новостью:

– Представляешь наш принц снова жениться!

Ну, я бы пережила и без этого, но да представляю, и даже на ком, если ничего не придумаю...эх!