Золушка в шоколаде
Шрифт:
– Ха! Студентка! – горячилась Коростылева. – Сейчас зима, а поступают летом.
– Брешет она! Арина к любовнику удрала!
– Скоро каникулы, вот и посмотрим, приедет ли она к матери…
Дом гудел до весны, потом утих. Арина так и не появилась, Липа одна поднимала Васю. Она по-прежнему работала медсестрой, вот только из просторной квартиры ее турнули – жилплощадь была служебной, в комнатах поселился новый заведующий. Олимпиада с Василием переехали на первый этаж, лишились личного санузла и отдельной кухни.
Жизнь Липы
– Яблоко от яблони недалеко падает, – судачили бабы во дворе, – от осинки не родятся апельсинки.
Но, кроме плохих отметок, обсуждать сплетницам было нечего. Липа обеднела – на зарплату медсестры особо не зажируешь, Василий ходил в вещах, которые отдавали ему более обеспеченные люди. Видно, парня это сильно задевало, потому что он, окончательно забросив учебу, подрядился на работу, ездил в Москву мыть вагоны. Первый заработок Вася истратил на новый свитер. Вошел в дом, наткнулся на вездесущую Коростылеву и гордо сообщил:
– Во, глядите, тетя Света, никем не ношенное, лично мое!
Коростылева только вздохнула. Конечно, Василий крепкий, выглядит почти взрослым юношей, но ведь ему мало лет! Просто парень вымахал и раздался в плечах, наверное, отец у него был крупным. Ну что за люди сидят в депо, взяли мойщиком подростка, не спросили документов.
– Красивый, да? – хвастался Василий.
– Очень, – похвалила Света.
– Я еще заработаю, – пообещал мальчик.
– А школа? – не утерпела Коростылева.
– Да ну ее! – рубанул Вася. – Какой толк от учебников?
– Сколько же вагонов надо отдраить, чтобы пуловер купить? – полюбопытствовала Света.
В глазах мальчика мелькнула насмешка.
– Много, – ответил он. – Но ничего, я поднимусь еще, богаче всех стану.
Весело насвистывая, Вася пошел в свою комнату, а Коростылева понеслась на кухню, пересказала соседкам беседу и заявила:
– Ясное дело, не вагоны он драит! Малолетку на службу не запишут.
– К ворам подался, – зашептались бабы, – уголовником станет. Повезло Липе… От дурной девки ядовитый побег!
Наверное, новый свитер Василия обсуждался бы не один вечер, но на следующий день случилось невероятное событие, начисто затмившее остальные.
Не успела Алевтина войти во двор после работы, как к ней кинулась Коростылева и затараторила:
– Ой, ой, ой! С ума сойти! У нас такое!
– Какое? – резко оборвала ее болтовню Алевтина, она недолюбливала словоохотливую Свету.
– Она вернулась!
– Кто? – спросила врач.
– Конь в пальто, – подпрыгнула от возбуждения Коростылева, – дочь Липы.
– Вот уж радость, – покачала головой Алевтина.
– Еще не все! Она беременна!
– Арина?
– Ну не Липа же! С огромным животом явилась, вот-вот родит, – закудахтала Светлана. – Страшная такая, тощая,
Взбудораженная сообщением, Алевтина под благовидным предлогом постучалась в комнату к Липе и убедилась: Коростылева не солгала, на диване лежала Арина. Правда, узнать некогда красивую девушку было трудно, столкнись Алевтина с беременной на улице, и не поняла бы, кого видит перед собой. Но если внимательно присмотреться, становилось понятно, что это она.
Через неделю непутевая особа родила мальчика, назвала его Митей и попыталась вести нормальный образ жизни. Хватило Арины на полгода. Через шесть месяцев после появления отпрыска маменька взметнула хвост и опять ускакала в неизвестном направлении. На руках Липы теперь было двое мальчишек.
– Помяните мое слово, – вещала Коростылева, – сдаст Липа младенца в приют. И ходить далеко не надо, вот он, под окнами.
– Туда лишь больных берут, – робко напомнила Зоя из пятой комнаты.
Светлана поджала губы.
– Ты, Зойка, сколько тут живешь?
– Как за Толю замуж вышла, – ответила молодая женщина, – уже год.
– Вот и молчи! – гаркнула Света. – А мы тут не одно десятилетие паримся, знаем правду, видели кой-чего. Как ты думаешь, почему Олимпиаду Михайловну Господь шпыняет?
– Не знаю, – отозвалась Зоя.
– Да все в курсе, – усмехнулась Света, – только молчат. Ну скажите, девочки, за кого Олимпиаде воздается?
Вопрос повис в воздухе. Пока Коростылева нападала на Зою, посмевшую встать на защиту Липы, все соседки по-быстрому сбежали из кухни, у каждой нашлись неотложные дела. Замешкалась лишь Алевтина Петровна, которая спустилась со второго этажа на общую кухню, чтобы одолжить сахар.
– Вот и доктор наша в курсе, – ткнула пальцем в Алевтину Света, – сколько народу извели Липа да Иван Васильевич наш распрекрасный. Одно кладбище об этом знает, только молчит! Чужих детей гнобила и свой лишний рот пристроит. Не пройдет и трех месяцев, как он психом станет. Кто теперь в жути рулит? Жанна Клоповна! Ученица Ивана Васильевича. Не разлей вода были! Я правду говорю, Алевтина Петровна?
– Отчество Жанны не Клоповна, а Калиоповна, – растерявшись, поправила та Свету.
– Однофигственно! – отмахнулась Коростылева. – Вы лучше про волшебные укольчики скажите. Сколько и кому их Липа сделала? То-то и оно! Теперь расплачиваться пора!
– Совсем ты, Света, ополоумела, – вспыхнула Алевтина. – Откуда мне про дела Ивана Васильевича и Олимпиады знать? Я в поликлинике сидела, мы никогда не пересекались.
– Рассказывайте другим эти сказки, – буркнула Света. – Переедет в приют Митя как пить дать. Опсихеет и там окажется.
Но вопреки карканью Светы ничего плохого с младенцем не произошло. Митя спокойно рос, правда, без особого присмотра – его бабушка уже сильно пила. До вконец опустившейся алкоголички ей было еще далеко, но почти каждый вечер Липа оказывалась навеселе.