Золушки при делах. Часть 2
Шрифт:
– Какой тени? – опешил Его Величество.
– Меня, глупый ты братец, меня!
– Да? – довольно переспросил Редьярд. – Ты только что порадовал короля, шут, а это дорогого стоит! Бери второго рябчика!
Дрюня с удовольствием уцепился за предложение, точнее, за птичку.
– Знаешь, братец, я тебе иногда удивляюсь, - заметил он, утолив первый голод. – Вот ты с виду такой серьезный и важный, настоящий венценосец, а подлости делаешь простые, человеческие…
– Это какие такие подлости? – изумился Его Величество, а Стрема возмущенно гавкнул.
Кому,
– Ну вот опять же приворотным зельем собрался опоить младшего сына и его жену. А зачем?
К его удивлению, Редьярд не вспылил, не наорал на него, даже не покраснел вареным раком, лишь зарозовел юной креветочкой.
– Как бы тебе объяснить, братец, - пробормотал он. – Колька на меня похож больше, чем Арк… Но его жена уже брюхата, а Колькина – еще нет. Была бы Оридана бойкой девкой, я бы не беспокоился об их будущем. Такие девахи обычно быстро понимают, что наследник рода лишним не будет, хотя бы один, а лучше двое, и устраивают все сами. Но Ори… Знаешь, иногда я думаю, что она была бы хорошей парой Арку. Смотрела бы ему в рот, ловила бы его дыхание по ночам и была бы счастлива простым бабским счастьем, которое одинаковое и у коровниц, и у королев. Однако судьба распорядилась по-другому…
– Зря ты рвешь себе душу - она мудро распорядилась, - участливо заметил шут.
– Ничего я не рву, - невесело усмехнулся король и, поморщившись, потер левую сторону груди, - просто хочу быть уверен, что ежели меня не станет, у Кольки будет какая никакая, а семья!
***
Спустя две недели с начала Большого поэтического турнира в Вишенроге случилось событие, которое после обсуждали во всех городских кварталах. Женился человек, нарисовавший «Похищение» и «Осеннюю фею» - картины, которые оставили равнодушными только тех столичных жителей, которые по объективным причинам не смогли их увидеть. Мастера Вистуна, главу Гильдии гончаров, знали многие в Вишенроге, но слава художника Висту Вистуна, нового королевского живописца, за короткое время облетела весь Тикрей и устремилась дальше, через пролив, в Гаракен.
Для удобства подружек невесты, находящихся в интересном положении, решено было, что Туча Клози в день свадьбы отправится в храм не из дома Гильдии прачек, который она еще не передала преемнице, а прямо из дворца.
В пять утра в покоях Бруни над ней и Ваниллой уже хлопотали королевский куафер, фрейлины, горничные и мастер Артазель, пришедший лично проследить за тем, как платья сядут на их значительно (а у некоторых и очень значительно) округлившиеся фигурки.
– Стойте, моя морковка, стойте, - приговаривал гном, ползая на коленях вокруг Ваниллы, - вот здесь надо закрепить скульптурную складочку, дабы при походке вы не напоминали уточку… Покружитесь, солнце мое, покружитесь, - уже Бруни говорил он, - медленнее, вот так, хорошо! Все-таки отличная у вас фигура, Ваше Высочество! На ней ладно
– Все ваши платья, мэтр! – ответила принцесса, любуясь собой в зеркале.
Она знала, что мастер выполнил пожелание жениха видеть невесту в платье «цвета луны середины лета, что отражается в озере, полном кувшинок», хотя самого платья пока не видела. А невеста, как назло, при каждом вопросе делала страшные глаза и ладонями закрывал рот, чтобы не проболтаться. Для подружек Артазель подобрал ткань нежно-лилового оттенка, с таким небо после заката отражается в водной глади того самого озера, в котором позже должна отразиться луна и кувшинки. Бруни цвет платья подходил идеально, добавляя глубины серым глазам, а Ванильке неожиданно придал благородную бледность, которая ей, обычно румяной, удивительно шла.
– Ох, как жду я подарков от жениха! – воскликнула та, подвигая принцессу у зеркала и любуясь «скульптурной складочкой», когда довольный работой гном покинул покои. – Интересно, что это будет? Украшения? Деньги?
Бруни взмахом руки отпустила прислугу. Остались только самые близкие – герцогиня рю Воронн в торжественном платье темно-фиолетового цвета, украшенном серебряной сеточкой, и Катарина Солей, чье пышное одеяние горничной и фартук удачно скрывали беременность. Вздохнув, принцесса покосилась на себя в зеркале – ее беременность уже не скроешь. Впрочем, если уж сравнивать, то у Ванильки вообще живот выпирает как флагман, идущий в атаку!
– Не знаю, - улыбнулась Бруни. – Ну что, идем будить невесту?
– Думаешь, она еще дрыхнет? – с сомнением спросила подруга. – В такой-то день?
Матрона Мипидо сладко спала в небольших, но уютных покоях дворцового кастеляна, теперь принадлежащих ей. Здесь еще преобладала мужская обстановка, но уже было чище и светлее, чем раньше. Прежние тяжелые темные гардины по указанию Клози заменили светлыми и легкими, небольшой камин, согревающий покои в холодные ночи, подновили и побелили, а на стенах появились радующие глаз акварели мастера Вистуна.
– Вот ведь счастливица! – завистливо вздохнула Катарина, глядя на улыбку, порхающую по губам невесты. – Если бы я замуж выходила, глаз бы не сомкнула от волнения!
На лицо горничной набежала тень. Она невольно положила руку на живот, будто пыталась защитить еще не рожденного ребенка, который, к сожалению, был нужен только матери.
Принцесса ободряюще тронула ее за плечо и принялась расталкивать Клозильду, косясь в угол, где стояло упакованное в защитный чехол свадебное платье. Паж, готовый позвать мастера Артазеля, уже маялся под дверью.
Спустя полчаса совместными усилиями удалось прогнать с лица Клозильды улыбку из сна. Улыбка оказалась упорной, и насиженное место покидать не желала. Однако матрона Мипидо продолжала дрыхнуть уже без нее, не подозревая о том, что время торжественной церемонии все ближе и ближе, а ее любимый Вистунчик в своем доме главы Гильдии гончаров дует уже пятую стопку успокоительного настоя под заботливым взглядом посаженного отца – мастера Пелевана.
– А? Что? – продрала глаза невеста еще полчаса спустя. – Дайте поспать!