Золя
Шрифт:
— Перейдем к литературе, — говорит сухо профессор, и он просит Золя дать пояснения к сказкам Лафонтена.
Профессор и Золя в этот момент, без сомнения, думают о чем-то разном, потому что у первого все более раздраженно расширяются глаза, в то время как другой объясняет Лафонтена очень романтически, так, как он его чувствует.
— Перейдем к немецкому, — говорит профессор еще более сухо.
Здесь кандидат проявляет свое полное невежество в живых языках. Он не может даже читать по-немецки. Профессор пожимает плечами:
— Этого достаточно, сударь».
Эмиль видит в каком-то тумане, как за столом тихо совещаются профессора. До него долетают отрывки фраз… Большинство экзаменаторов просят неумолимого профессора быть снисходительным, но тот наотрез отказывается и ставит
Глава четвертая
После неудачной попытки стать бакалавром Золя отправился в Экс. На этот раз каникулы были не столь уже веселыми. Мучила и пугала неизвестность. Золя бродил по холмам и равнинам Прованса, обсуждал с друзьями свои творческие планы, упорно работал над поэмой «Родольфо», но мысль о будущем неотступно преследовала его. Не попытать ли еще раз счастья? И в ноябре месяце 1859 года Золя вновь появляется за экзаменационным столом, на этот раз в Марселе. Марсельские экзаменаторы оказались еще более строгими и придирчивыми, чем профессора Парижа. Полный провал! Приходится окончательно распрощаться с мыслью о бакалаврском дипломе.
Через восемь дней после возвращения в Париж (3 декабря) Золя жалуется в письме к Байлю на меланхолию, в которой он пребывает: «Мне двадцать лет, а я не имею никакой профессии… Я хожу по зыбкому песку, и, кто знает, не погружусь ли я в него совсем?..»
Без диплома, без какой-либо профессии, без чьей-либо поддержки живет Золя в Париже, в этом великом городе, очень красивом, но холодном и равнодушном к таким юношам, как он. Над всем господствует самодовольный буржуа. Повсюду действуют звериные законы «человек человеку — волк», «каждый за себя». Еще Бальзак рассказал о судьбе молодого человека, который пытается из безвестности и нужды выбиться в люди. Такой юноша или погибает в беспощадной борьбе за существование, или добивается власти, богатства, но какой ценой! Устоит ли в этой борьбе Золя, останется ли он верен своим идеалам?
Конец 1860 года, весь 1861 год и начало 1862 года Золя находится в тисках самой суровой нужды. «Без места, без денег, ничего не делая, Золя оказался перед самым неопределенным будущим. Жизнь в нищете, поиски денег взаймы, которые всегда вызывали краску стыда, долги… Он живет где попало, снимает чердачные помещения, обставленные старой, заброшенной мебелью, которую надо оплачивать отдельно» (Поль Алексис).
В апреле 1860 года Золя переезжает на улицу Сен-Виктор, в дешевенькую комнатку на шестом, а позднее седьмом этаже. Немного ранее уже известный нам Лабо, адвокат Лабо, друг отца, помогает Золя найти работу. В парижских доках есть место служащего. «Ты знаешь, как люблю я свободу, и потому поймешь, какие нужны усилия, чтобы на это решиться» ( Золя — Сезанну).Но он решается, он вынужден решиться. Механический, отупляющий труд, бесконечная переписка каких-то канцелярских бумаг, самая мизерная оплата — шестьдесят франков в месяц, никакой надежды на прибавку — вот что такое работа в доках.
Еще две недели назад до поступления на службу Золя все казалось гораздо проще. Он думал, что у него будет оставаться довольно много времени для любимых занятий. Он писал Сезанну, что «жизнь — это шар, который не всегда катится туда, куда направила его рука», и надеялся остаться поэтом, даже сидя на канцелярском стуле. Но все оказалось сложнее, и через некоторое время Эмиль назовет службу в доках «постыдным местом». Терпения хватило на шесть месяцев, после чего доки были оставлены.
В октябре 1860 года Золя покидает улицу Сен-Виктора и поселяется на Нев-Сент-Этьен-дю-Мон, 24. Первый раз в жизни он остается совершенно один, так как его мать снимает комнату в городском пансионе. Новое жилище Эмиля находится попросту на чердаке. В октябре в Париже еще тепло, и Золя вполне доволен своей романтической мансардой.
«…По какой-то роковой причине я перевез вещи с великолепного седьмого этажа… в новую мансарду, ту самую, в которой Бернарден де Сен-Пьер написал некоторые из своих произведений. Истинное сокровище эта маленькая комнатка, очень маленькая, но солнечная и в высшей степени оригинальная.
Однако комната на улице Сент-Этьен не столь уж уютна, как описывает ее Золя. В ней не было не только печки, но и камина. В холодные дни здесь стояла настоящая стужа, а два окна (одно на юг, другое на север) вызывали сильнейший сквозняк. Иногда Золя лежал часами в постели, дрожа от холода и укрываясь всем запасом теплых вещей. Но он не унывал. Значительную часть времени Золя проводил в районе набережных, где расположились букинистические лавки. На этих книжных толкучках книги — не упрятаны по полкам, все они на виду, и наметанный глаз сразу же отыскивает что-нибудь интересное. Здесь попадаются старые издания, от которых исходит аромат далеких лет. Они вдвойне привлекательны и в несколько раз дешевле. Потрепанные, зачитанные до дыр, они доступны даже Эмилю. Отсюда он унес недавно Эжезипа Моро и Пьера Ронсара — прекрасных поэтов, открывших ему много нового, чего нет у его любимцев Гюго и Мюссе.
У букинистов, однако, не очень-то почитаешь. Здесь можно лишь просмотреть оглавление, пробежать страницу-другую и только разжечь аппетит к чтению. Поэтому настоящее знакомство с книгами происходит в одной из бесплатных читален. Золя умеет читать внимательно и вдумчиво. Все новые и новые открытия делает он для себя. В сущности, он никогда еще, ни в коллеже, ни в лицее, не приобретал так много знаний. Обо всем прочитанном надо поразмыслить — и вот еще несколько часов полезных занятий. Золя бродит по улицам и бульварам Парижа, а иногда совершает длительные прогулки за город. Вернувшись домой, он принимается за письма к друзьям или за стихи.
Еще на улице Сен-Жак Золя закончил поэму «Родольфо» и начал работу над «Паоло» и «Эфирной». На улице Сен-Виктор Золя пишет новеллу «Порыв ветра» и собирается создать сборник «Майских сказок». Однако одной духовной пищей жить не будешь, а с другой пищей дела обстоят очень плохо. Вот как описывает этот период жизни Золя еще один его ученик и друг — Ги де Мопассан:
«…Будущий автор «Ругон-Маккаров» с трудом пробивался, обедал когда придется, бегал в поисках недосягаемой монеты в сто су, чаще посещал ссудные кассы, чем рестораны… Он сам рассказывает, что однажды зимой он некоторое время питался только хлебом, макая его в прованское масло… «Тот, у кого есть масло, не умрет с голоду», — говорил он в те времена с философским спокойствием.
Иногда он ставил на крыше силки для воробьев и жарил свою добычу, нанизывая ее на стальной прут от занавески. Иногда, заложив последнее платье, он целые недели просиживал дома, завернувшись в одеяло, что он стоически называл превращением в араба».
В меблированные комнаты дома № 11 по улице Суффло Золя переехал в апреле 1861 года. Это было заведение самого низкого пошиба. Здесь ютились разорившиеся буржуа, бедные студенты, девицы легкого поведения. Между комнатами перегородки были необычайно тонкими. Золя мог слышать все, что происходило у его соседей. А слышал он многое: и звон разбитых бутылок, и драки, и вздохи, и поцелуи. «Подслушанное» и пережитое натолкнуло Золя на мысль написать роман. Так появилось в 1865 году его полуавтобиографическое произведение «Исповедь Клода», замысел которого относится к 1859 году и работа над которым на одну треть была закончена на улице Суффло. В романе многое писано с натуры. Без прикрас изображена здесь комната Клода, комната, в которой ровно год довелось жить самому Золя. «Мой большой чердак, суживающийся к окну, расположен на самом верху сырой лестницы; углы его теряются в темноте, голые наклонные стены делают комнату похожей на длинный коридор наподобие гроба. Убогая мебель кое-как сколочена из тонких дощечек, выкрашенных в отвратительный красный цвет и зловеще потрескивающих при малейшем прикосновении. Над кроватью свисают обрывки выцветшего штофа; убогое окно выходит на неумолимо встающую перед ним мрачную, темную стену».