Зомби идет по городу
Шрифт:
– Ну? – наконец просипел Невродов, уставившись на Пафнутьева маленькими настороженными глазками. – Ну? Ты этого хотел?
– Похоже, удалось, Валерий Александрович.
– Только похоже... А что получилось на самом деле... Я затрудняюсь сказать.
– А нам и не надо стремиться к тому, чтобы все назвать по именам, разложить по полочкам и наслаждаться наведенным порядком. Поток бурлит и играет на солнце... Пусть бурлит, пусть играет, – произнес Пафнутьев слова, которых Невродов никак не ожидал. Он склонил голову, внимательно вслушиваясь,
– Больно мудрено выражаться ты стал, Павел Николаевич. Все проще... Мы заперли в клетку тигра, а сами знаем, что клетка-то жидковата, она только для зайцев годится, клетка-то... А?
– Надо заменить клетку.
– Ха! – крякнул Невродов, откидываясь на спинку стула. – Замени. Попробуй замени, – повторил он.
– Сысцов сказал...
– Да знаю я, что сказал Сысцов! – он досадливо махнул тяжелой розовой ладонью.
– Сысцов сказал, – настойчиво повторил Пафнутьев, – что пусть, дескать, все решает наш народный, самый справедливый суд. Следовательно, он дал добро на суд.
– Он и мне сказал примерно то же самое. Решайте, говорит.
– Он отрекся от Анцыферова.
– Как тебе это удалось? – усмехнулся Невродов.
– Сам не ожидал.
– Врешь. Ожидал. Все у тебя было просчитано. Ладно... Дело Халандовского я закрыл. Нет оснований для возбуждения.
– Я скажу ему, – кивнул Пафнутьев. – Он будет рад.
– Он – не знаю, а ты уже весь сияешь. – Невродов подозрительно посмотрел на Пафнутьева. – Как я понимаю, Халандовский – твой человек? Он не случайно оказался в этом деле? – Не дождавшись ответа, Невродов задал еще один вопрос: – Он тверд? Он не откажется от своих показаний?
– Не должен.
– Показания у него хорошие. Продуманные. Вместе писали?
– Советовались, – неопределенно ответил Пафнутьев.
– Рука чувствуется. Тяжелая рука. За что ты его так, Анцышку-то?
– Заработал. Да вы и сами знаете.
– Что за бумаги у него были в сейфе? Или, скажем, вроде как были?
– Они сейчас у Сысцова.
– Сработали, значит?
– Как видите.
– Опасный ты человек, Павел Николаевич.
– Я знаю... Мне девушки об этом говорят.
– До или после?
– Когда как... Смотря какая девушка.
– Девушки – ладно, сам разберешься. Но теперь тебе это говорит областной прокурор.
– Суд бы побыстрее, Валерий Александрович!
– Проведем. В этом месяце.
– И сколько светит Анцышке?
– Пусть решит суд, – уклонился Невродов от ответа. – Он ведь, как говорит Сысцов, народный, самый справедливый... Скоро присяжных заведут... То-то будет потеха!
– Почему?
– У нас ведь как народ воспитали... Чем суровее наказание, тем оно вроде бы справедливее. В Англии за убийство посадят на пять лет – страна в шоке, больно сурово. А у нас дадут десять лет строгого режима, и тоже страна впадает в шок – вроде оправдали.
– Так что, не будет присяжных?
– Не сразу, – Невродов повертел розовой ладонью в воздухе. –
– А где-то уже действует...
– Для газетчиков... Ладно, бог с ними, с присяжными. Тут вот еще что... Сысцов звонил, советовался. – Невродов осторожно посмотрел на Пафнутьева, как бы решая, с какой стороны ему лучше зайти.
– И что же вы ему посоветовали?
– А ты знаешь, о чем он спрашивал?
– Конечно. – Пафнутьев легкомысленно передернул плечами. – Чего тут догадываться... Сейчас на повестке дня один вопрос – кого в кабинет Анцышки посадить.
– Правильно, – кивнул Невродов. – Я буду с тобой откровенен, Павел Николаевич... Он сам назвал твою фамилию. Как, дескать, смотришь... Мне нетрудно было сказать, что ты грамотный юрист, что ты молод и энергичен... И так далее. Это была бы с моей стороны поддержка, согласие с тем, что назначение получишь именно ты. Но я этого не сделал.
– Хороший ход, – одобрил Пафнутьев.
– Ты думаешь? – удивился Невродов, ожидавший другого ответа.
– Все правильно, Валерий Александрович. Поддержите вы меня, и сразу проступают очертания нашего сговора. А поскольку вы от меня отреклись, то проделанная работа стала выглядеть чище, естественнее.
– Ты действительно так думаешь? – недоверчиво спросил Невродов. И Пафнутьев только сейчас понял, почему прокурор так долго молчал в начале разговора. Нет, он не наслаждался молчанием, он просто не знал, с чего начать.
– Сысцов вас испытывал. Он проверял – не для меня ли вы освободили место... И убедился, что мы не столь испорчены, как он подумал. Я не гожусь в прокуроры, Валерий Александрович. Я еще не все испытания прошел, он не настолько мне доверяет, чтобы...
– Он и мне не очень доверяет.
– Ладно... Кого вы предложили?
– Своего зама. – Невродов не спускал с Пафнутьева маленьких настороженных глазок, пытаясь поймать малейшее недовольство, обиду. Но нет, ничего подозрительного не увидел. Пафнутьев оставался благодушен и улыбчив, слова произносил легко, никакого второго смысла за ними не просматривалось. И Невродов опять насторожился – с чего бы это?
– Пусть зам, – согласился Пафнутьев. – Вы ему доверяете?
– Пока был замом... Доверял. Получив отдельные кабинеты, люди часто меняются на нечто противоположное. Но тут уж ничего не поделаешь. Приходится рисковать. И это, Павел Николаевич... Только честно... Обиды нет?
– Все в порядке, Валерий Александрович, все в порядке... Если мы и дальше будем в одной упряжке, если наш сговор не нарушится от некоторых штатных перемещений... Мне ничего больше и не надо! – заверил Пафнутьев со всей искренностью, на которую только был способен. Но искренность – это было не то качество, которому доверял областной прокурор.
– Да? – переспросил Невродов. – Ну хорошо... Пусть так.
– И тему закрываем, – добавил Пафнутьев.
– Закрыли. Тогда у меня напрашивается еще одни вопрос, Павел Николаевич... Кто следующий?