Зомби по имени Джон
Шрифт:
Лезвия крутятся слишком быстро, а?
Молча наклонившись к Рамси – тот тоже, нарочно помедлив, вытаскивает пальцы изо рта Джона, оставив слюнявый след на его подбородке – и не то сердито, не то возбужденно сжимая колени, Джон просовывает полыхающую руку между их животами. Снова зажимает в ладони влажную головку торчащего члена и сходу дрожаще надрачивает ее; кожа горит только так и еще едко чешется от пота, и в руке хлюпает, но ему хочется дрочить Рамси, хочется, чтобы нежная шкурка скользила по его темной головке, чтобы сама головка тесно скользила в чутка прокручиваемом кулаке. Джон почти не чувствует пальцев, но не жалеет ни о них, ни о почерневших полосах от зубов на жирной шее или сорванной
– Сейчас, волчонок, – он разве что неровно дышит, а в остальном говорит как ни в чем не бывало и всухую возит пальцами между ягодиц, – сейчас подниму тебе твой хорошенький хер, – на несколько секунд он вытаскивает руку, но только чтобы тщательно облизать средний палец и сунуть ее обратно, – а то что это за дело, так ведь и решить можно, что ты совсем меня не хочешь, – скалится, скользнув влажным и толстым пальцем в черные волоски, густо растущие вокруг вспотевшего, слегка зажатого входа, и дразняще щекочет его. Джон не отвечает, но чувствует, как коротко и возбужденно напрягаются мышцы промежности, и немного покачивает бедрами.
Его не пугает интимность, с которой Рамси заботится о его теле – с нежностью таксидермиста, тянущего податливую шкурку на каркас, – и до того снова приопустившийся член наливается кровью и сладко тяжелеет, когда Рамси сперва легонько натирает горячо сокращающийся зад по кругу, чтобы к нему тоже прилила кровь, а потом вдавливает палец в нежную приоткрывшуюся каемку и с нажимом трет слегка вверх-вниз, так, что под его жесткой подушечкой похлюпывает слюна. Джон покусывает губы, держа упор на коленях и левой руке, и думает, что пока выделка его тела хоть чего-то стоит, Рамси будет заботиться о его сохранности лучше любого человека, который по-настоящему заботился бы о нем самом.
– А вообще не парься из-за этого, – а Рамси только фыркает, – я себя столько раз так пальцами дрочил, когда не хотелось всухую дергать. Иногда в башке что-то защелкнет, ты знаешь… но пока и хер, и пальцы на месте, это легко поправить, – он лживо усмехается, и Джон думает, что он наверняка хочет продемонстрировать нарочную приязнь, вроде как сказать “видишь, мне не плевать” через единственно доступную ему физическую область, ту самую, в которой “у меня стоит на тебя” и “я целуюсь с тобой” он так запросто уравнивает с “ты мне нравишься”. И это вдруг кажется Джону смешным, то, что Рамси действительно может так представлять себе отношения между людьми, отношения, в которых самой большой интимностью являются ложь – и ловкие-ловкие пальцы. Джон думает, что Сэм точно мог бы объяснить, как это все так странно устроено у Рамси в голове и как, в какой момент он понимает, что должен имитировать и подменять какие-то понятия, не зная даже толком, что именно имитирует.
Джон не хочет думать о Сэме сейчас даже секунду.
– Пока? – он жарко вздыхает и соскальзывает ноющими пальцами по толстому напряженному стволу, зажимая Рамси яйца. Рамси тихо стонет, закусив губу и, судя по обострившемуся запаху, еще немного и свежо подтекая, и проталкивает палец ему в зад, потрахивая на одну фалангу.
Он сукин сын, но он знает, что делает, и член Джона живо поднимается, упираясь нежной головкой в потную заросшую промежность. Джон шипит, ритмично въезжая им в мягкие и повлажневшие от пота, разогревшиеся еще бедра, пока палец тесно скользит в его заду, и кровь щедро приливает к его паху, щекам и груди.
– Не бойся, – шепчет Рамси, подтверждая его мысли. – Тебе бы это не повредило, но уж больно ты славный, когда хочешь трахаться. Славный-славный, как
Джон вопросительно смотрит на него, садясь на колени и слабо подрачивая себе, но Рамси только молча скидывает жилет, быстро раздевшись до одних носков и собравшейся на животе водолазки, а потом снова придвигается одним живым движением и тяжело седлает его бедра. Ерзает немного, обнимая одной рукой за шею, и его покачивающийся член горячо соприкасается с пальцами Джона, так и поглаживающими ствол, и от груди и полных губ тоже подает жаром.
– Ты уверен? – и Джон зло насмешничает, но согласно убирает руку и берет Рамси за поясницу, слегка по-хозяйски притиснув к себе. Он придерживает дыхание от того, как теперь притирается чувствительной уздечкой к предельно напряженному и подрагивающему члену, и думает о том, является ли сама эта возбужденная импульсивность такой же неправдой, как все остальное. Сколько на самом деле лжи в истории о том, что Рамси не чувствует его?
– Да. Нет. Не хочу об этом думать, только голова разболится, – а Рамси хмыкает, рывком притягивая Джона за шею и прижимаясь влажным лбом к его лбу.
– Или просто не хочешь отвечать, – замечает Джон, но никак не развивает мысль, потому что Рамси, исподлобья глядя на него, подносит ладонь ко рту и смачно схаркивает в нее.
– Давай тоже, – он почти командует, рефлекторно облизнув губы, и Джон, помедлив секунду, следом сплевывает мигом собравшуюся во рту слюну в его ладонь. То, как она стекает по пальцам, собираясь в блестящую, пенистую по краю лужицу – и то, что Рамси слегка трется об него потекшим членом, задевая горяченным стволом набухшую головку и прижав своими тяжелыми яйцами его мягкую мошонку – почему-то заводит, и не хочется ни спорить, ни говорить.
Рамси тоже явно не собирается пререкаться; приподнявшись, он лезет рукой между своих бедер, еще смазывает член Джона и пристраивает его к своему горячему заду, взяв тремя пальцами у основания и чуть оцарапав яйца отросшими ногтями. Рамси узкий и жаркий, и Джон задыхается, когда он осторожно проталкивает головку в себя, сразу накрепко стиснув ее напряженными мышцами, и немного еще подрачивает ствол, направляя его рукой.
– Ох-х, блядь, – осторожно опустившись до половины, Рамси сгибается и впивается зубами Джону в шею, больно соскользнув зубами по резко вспотевшей коже, но не останавливается и только туго садится ниже.
Он не дает себе послабления, сразу жадно и рвано двигает бедрами, скользя задом по члену, и Джон сжимает зубы, вдавив пальцы в мощную поясницу и насаживая его плотнее, чувствуя ритмичную огневую пульсацию у него внутри и то, как он, ерзая, трется своими жирными ягодицами о его напряженные ноги. Ведущий инстинкт отключает любую мысль в пределах видимого и сухой ледяной крошкой выжигает трахею; первичные движения непроизвольные, навстречу друг другу, сопровождаемые тихими шлепками бедер о бедра, сдержанными и тяжелыми вздохами сквозь зубы и резким скрипом койки.