Зомби
Шрифт:
Их накормили супом и рыбой в маленькой столовой. Ужинали Кэй с Тиной, сестра Симона, сестра Анна, помогавшая принести рюкзаки, и сестра Жинетт, старшая из всех. Ей было около шестидесяти. Немногословный разговор вертелся вокруг их поездки.
— Дорога не из легких, верно? Давно нужен ремонт… И мост в Лимбе закрыт, так что приходится ехать через…
Почему они не расспрашивают о Тине — как мы ее лечили, как к ней вернулась память?Они заговаривали с девочкой, но ничего не выспрашивали и у нее. Можно было подумать, что они намеренно избегают определенных
Но после ужина, когда Кэй взяла Тину за руку, чтобы увести наверх, сестра Симона тихонько проговорила:
— Пожалуйста, спуститесь снова, когда ее уложите, мисс Гилберт. Мы будем в зале.
Три монахини поджидали ее на деревянных стульях, неудобных даже на вид. Ей пришло в голову, что это изделия Полинарда. Свободный стул поставили для нее. На маленьком столике посредине стоял деревянный поднос с чашками, ложечками, молочником и сахарницей. На спиртовке грелся помятый кофейник, возможно, серебряный.
Монахини поднялись и дождались, пока Кэй сядет, каким-то образом умудрившись опуститься на стулья одновременно с ней, кроме сестры Симоны, которая предложила:
— Кофе, мис Гилберт?
— С удовольствием.
— Молоко, сахар?
— Черный, пожалуйста. — Было бы преступлением разбавлять чем-то чудесный гаитянский кофе.
Симона обслужила и остальных — возможно, это был обычный ритуал после ужина — и тоже уселась.
— А теперь, мисс Гилберт, пожалуйста, расскажите нам, как к Тине вернулась память. Если для вас это не слишком утомительно.
Она рассказала, как доктор Робек догадался читать Тине названия по карте и как, услышав название Буа-Саваж, ребенок мгновенно очнулся от затянувшейся амнезии — прямо как Белоснежка от поцелуя принца.
Они заулыбались.
— Тогда она вспомнила и свое имя. Если, конечно, ее действительно зовут Тина Луиза Кристина Англэйд. Наверняка мы не узнаем, пока не попадем в Буа-Саваж, понимаете? Мы пока не знаем даже, действительно ли она оттуда.
Старшая из сестер, глубоко нахмурившись, повторила:
— Буа-Саваж… Это, кажется, в горах у доминиканской границы?
— Да, если верить карте.
— Как же вы туда доберетесь?
— Нам обещали, что в Тру нас встретит проводник.
— Но туда же не проехать! Никаких дорог.
— Наверное, пойдем пешком или поедем на мулах. До завтра я ничего не узнаю. — Кэй подождала, пока они пригубят кофе. — А теперь не расскажете ли вы мне кое-что? Как попала к вам Тина? Мы слышали только, что ее привел священник.
— Отец Тернер, — кивнула Симона. — Отец Луис Тернер. Он тогда постоянно служил в Вальери, и еще на его попечении было много церквей дальше в горах. У нас есть его фотография. — Она поставила кофейную чашку и порывисто, взметнув полы монашеского платья, шагнула к книжному шкафу со стеклянными дверцами. Вернулась с большим фотоальбомом, попахивавшим плесенью, и протянула его Кэй. — Вот он, отец, справа, перед часовней Вальери. Эти большие трещины в стенах часовни остались от землетрясения за несколько дней перед тем, как сделали снимок, — представляете?
Кэй разглядывала сухощавого белого мужчину с сигаретой в уголке рта. Француз, догадалась она. Большинство белых священников в такой глуши —
— Однажды он возвращался из какой-то отдаленной церквушки, — рассказывала Симона, — и остановился в одиноком туземном калье у ручейка. Он говорил, что никогда прежде не ходил этой дорогой, но ему пришлось сделать крюк из-за оползня, перегородившего обычную тропу. Конечно, у него был мул. Но мул устал, и он решил задержаться и поговорить немного с этими людьми.
Кэй, слушая, не отрывала взгляда от снимка.
— Ну вот, девочка лежала на циновке в этом калье, и те люди попросили отца поговорить с ней. Она забрела на их участок за несколько дней до того и не могла вспомнить, кто она и откуда.
— Понимаю.
— Вы по снимку видите, какой добрый человек отец Тернер. Кончилось тем, что он заночевал там и решил, что девочка, возможно, перенесла тяжелый шок и нуждается в помощи. В любом случае нельзя было оставлять ее там. Тем людям она была не нужна. Так что с рассветом он посадил ее на мула и привез в Вальери, хотя она так и не вспомнила, кто она и откуда.
— А что потом?
— Ну, он оставил ее у них недели на три — с ним тогда еще жил молодой отец Дюваль. Они надеялись, что она придет в себя, а когда поняли, что надеялись напрасно, то привезли ее к нам. — Сестра Симона помолчала, допивая кофе, потом склонилась к Кэй. Ее хорошенькое лицо озабоченно хмурилось. — Вы не узнали, отчего возник тот провал в памяти?
— Нет.
— И, услышав название деревушки, она вдруг все вспомнила?
— Так и было. Мы сразу поняли, что физически она вполне здорова. Конечно, когда вы ее к нам доставили, она была слишком худа. Плохое питание… это не ваша вина, у вас было слишком мало времени, чтобы это исправить, — поспешно добавила Кэй. — Но в остальном она казалась здоровой.
— Как странно.
— Может статься, ее родственники из Буа-Саважа все это время ее искали, — вставила Жинетт. — Сколько же прошло? У отца Тернера она пробыла три недели. У нас — месяц. И вы ее продержали почти шесть месяцев.
Симона сказала:
— Могло быть и дольше. Мы ведь не знаем, прямиком ли она забрела от своей деревушки в то калье, где нашел ее отец Тернер. Может, она долго блуждала. — Она покачала головой, словно говоря: жизнь полна загадок. — Мисс Гилберт, нам остается только благословлять вас за то, что вы везете девочку домой. Никому из нас это не под силу, уверяю вас. Но… вы не думали о том, чтобы оставить ее здесь и обратиться к нам с просьбой послать в те места за священником?
— То есть за отцом Тернером?
— Ну нет, теперь там не отец Тернер. Его там больше нет.
— Тогда это будет чужой для Тины человек, верно?
— Боюсь, что так. Да.
Кэй покачала головой:
— Лучше я отвезу ее сама.
Все сестры закивали и вопросительно взглянули на нее. Пора спать, догадалась Кэй и встала.
— Лучше мне взглянуть, как там Тина, правда? У нее бывают кошмары.
— И головные боли бедняжку мучат, — добавила Симона.
— Как нынче утром. Ну, тогда до завтра?