Зомби

Чекалов Денис Александрович

Ковач быстро спросил:

– Она могла об этом догадаться?

– Нет, полковник. Никто ведь, кроме меня, даже не знает, что может глаз зервольфа.

Драган кивнул.

– Знаешь, что мне нравится в тебе, Торвальдсон?

Он неторопливо вынул из кармана небольшую флягу, серебряную, с техасской звездой и вмятиной. Стал отвинчивать крышку.

– То, как ты честно ведешь дела со своими клиентами. Когда та девчонка… как ее там? Ксена?

– Оксана.

– Неважно. Ты

ведь уже тогда знал, что продашь ее, и только ждал случая. Почему, старик? Разве карт тебе недостаточно?

Торвальдсон ощетинился бородой.

– Деньги есть деньги, полковник. Много их не бывает.

– Ты чертовски прав, – согласился Ковач. – И тогда у меня к тебе вопрос. Зачем ты живешь, старик? Только ли ради денег?

Картограф ухмыльнулся.

– Нет, полковник, конечно, нет. Деньги это вздор. Они ничего не значат. Я живу для того, чтобы их было очень много.

Ковач кивнул.

– Раз так, Торвальдсон, то ты живешь напрасно.

Он снял крышку.

Тысячи крохотных тварей вырвались оттуда, жужжа и роясь, как пчелы, и набросились на старика. Торвальдсон закричал, замахал руками. Насекомые облепили его лицо, путались в бороде, заползали в уши.

Хлынула кровь.

– Что это? – в ужасе прошептал Ренье.

Он бросился бы бежать, – но страх подсказывал ему, что так будет только хуже.

– Хирурги, – ответил Ковач. – Маленькие паскудные твари, верно? Это неудачные образцы. Вернее, так думал тот русский идеалист, что их изобрел.

Драган пожал плечами.

– Хотел использовать их для лечения. Жалкий дурак, не так ли?

Торвальдсон скорчился на полу. Тело его дергалось. От лица почти ничего не осталось, – хирурги жадно пожирали плоть, волосы, одежду.

– Как они…

Ренье потрясенно сглотнул.

Ему показалось, что при этом он проглотил парочку хирургов.

– Как они узнали, на кого надо нападать? Они ведь могли убить вас… меня!

Ковач радостно улыбнулся.

В этот момент он был похож на пятилетнего ребенка, что возится с паровозиком.

– Они никогда не ошибаются, – сказал Драган. – Как? Не знает никто. В этом-то вся и прелесть.

7

Мэддокс приподнял воротник.

Было холодно.

Он чувствовал себя странно, – точно во сне, когда ты – не ты, и делаешь то, о чем никогда не помыслил бы наяву.

Словно Зона, своим зловонным дыханием, отравляла разум.

Он прошел еще несколько шагов, и спустился в овраг.

Если не знать, что здесь, узкой змеей притаилась потайная тропа, – никогда и не догадаешься.

И не надо бояться любопытного взгляда, – в таких горах, где все изрезано, словно сам Господь скомкал эту землю, как ненужный клочок бумаги, – никто даже не заметит, что человек шел-шел, да и провалился под землю.

Мэддокс замер

перед небольшой дверью.

Несколько секунд стоял, не зная, повернуть ли назад.

– Что я делаю? – пронеслось в его голове.

Ему не в первой было нарушать правила и приказы. Но он никогда еще не преступал закон; даже если казалось, что цель оправдывает средства.

Если войдешь, дороги назад не будет…

На долю секунды, Мэддокс заколебался.

Он даже был готов повернуться и зашагать прочь.

Есть и другие способы найти Ковача, и прикрыть его паскудную лавочку. Законные. Правильные. И не придется вести дела с такими безумцами, как Вацлав и Рейгодор.

И все-таки Мэддокс постучал.

Два удара, пауза, потом еще три.

– Надеюсь, ты меня не подставил, Вацлав, – пробормотал он.

Молчание тянулось долго, как на похоронах.

Или это судьба подсказывала ему, – что еще не поздно повернуть назад, и уйти? Может и так, – но Мэддокс уже принял решение.

Он сделает то, для чего приехал в Проклятый Край. Покончит с Драганом Ковачем. А потом, дай бог, прижмет к ногтю и Рейгодора.

Бог…

Мэддокса передернуло.

Он словно услышал слова Вацлава, его вязкие, липучие рассуждения о Господе и служении.

Стало вдруг неприятно, – словно из твоей кружки, любимой, домашней, маминой, – пили чужие люди, мерзкие и вонючие, и теперь, беря ее в руки, – ты думаешь о них, а не о своем доме.

– Вот черт, – пробормотал Мэддокс.

Дверь открылась.

На пороге высился карлик, с бритым черепом и серьгой в правом ухе.

– Чего приперся? – неприветливо спросил он.

– Господь меня прислал, – бросил Мэддокс. – Велел взять тебя за уши, и вытянуть до потолка. Саттон здесь?

Карлик поглядел на него недобро.

– И кто же тебя нам сосватал, умного такого…

Он посторонился, Мэддокс вошел.

Пути назад не было.

Оставалось только идти вперед, – нарушить закон, забыть свои убеждения, уничтожить все, что делало его Джоном Мэддоксом.

– Откуда узнал о нас? – спросил Саттон.

То был высокий, плотно сбитый канадец, с рыжими волосами.

В небольшом погребе, все было заставлено ящиками и бочками. «Осторожно! Опасность», – гласили надписи.

– Кто тебе рассказал о нашем убежище?

– Это неважно…

В ладони Мэддокса пряталась небольшая ампула. Он надломил ее.

Сердце сжалось, – до последней секунды Джон не верил, что все сработает.

Изумрудная капля упала на грязный стол. Превратилась в маленького жука. Тот сердито зашуршал крыльями, и поспешил прочь.

Это был знак для контрабандиста, – вроде пароля, – что незнакомому гостю можно доверять.

– Хорошо, – бросил Саттон.

Они с карликом переглянулись.

– Чего же ты хочешь, друг?