Зомбосвят
Шрифт:
— Быстрее! — рявкнул голос, и от его мощи у Емели чуть череп не лопнул по швам. Он дернулся, словно его стегнули кнутом. Затем напряг свои изнеженные мышцы, и с усилием вынул раку из ящика.
Что делать дальше, он не знал. Проявлять инициативу было страшно, а голос не дал ему никаких распоряжений относительно окованного серебром ларца. Емеля так и стоял столбом, держа в руках тяжелую раку, когда неподалеку зазвучали голоса, а в одном из дверных проемов мелькнул свет фонаря. Пискин растерялся, и упустил момент для бегства. Когда в следующую секунду в комнату заглянула знакомая физиономия одного из психов, он так
Павел меньше всего ожидал увидеть в подвале Емелю. Он, как и его соратники, совершенно забыл об этом типе. Тот, вроде бы оставшись где-то позади, неожиданно опередил их всех. Мало того, Емеля держал в руках искомую раку. Павел сразу понял, что это она. Отец Серафим показывал ему фотографию.
— Эй, а как этот хрен нас опередил? — спросил Костя, тоже заметивший Емелю.
Они все вчетвером вошли в комнату и выстроились в ряд. Емеля вжался спиной в противоположную стену, продолжая прижимать к груди ларец. На его физиономии застыло странное выражение, смесь страха и какой-то детской растерянности. Емеля выглядел так, будто не совсем понимал, где находится и что делает.
Павел чуть подался вперед, и заглянул в стоящий на полу деревянный ящик. Едва успел направить внутрь луч фонаря, и тотчас же отпрянул, громко чертыхнувшись.
— Что внутри? — спросила у него Вика.
— Мертвец, — ответил тот.
— Мертвец, в смысле, зомби, или просто покойник?
— Точно не знаю, — признался Павел. — Кости и гнилое мясо. По-моему, оно не шевелится.
Костя направил на Емелю ствол дробовика, и злым голосом приказал:
— Эй, блаженный, опусти-ка ящик на пол.
Емеля побледнел и еще крепче прижал раку к груди.
— Поставь ящик на пол, — повторил Костя. — Не доводи до греха. Не заставляй отстреливать тебе яйца в святой обители. Сейчас не сезон. Пасха уже миновала.
Емеля продолжал мешкать. Он боялся, что психи прикончат его тотчас же, едва он только выпустит раку из рук. Но вдруг до его ушей донесся тихий шепот незнакомки.
— Отдай им раку, — приказала она. — Пусть заберут ее и унесут прочь.
Этому приказу Емеля сопротивляться не мог. Он медленно присел на корточки и поставил тяжелый ларец на пол.
— Вот так, — похвалил его Костя. — А теперь отойти от него.
Леха шагнул к Емеле и грубо оттолкнул его в сторону. Костя, наклонившись, поднял раку.
— Тяжелая, зараза! — посетовал он. — У святых головы, что ли, чугунные?
— Кончай святотатствовать, — посоветовал Павел.
Решив убедиться наверняка, что искомый предмет внутри, он, повозившись, сумел открыть вместилище. Заглянув внутрь, Павел обнаружил там квадратный контейнер из прозрачного стекла, а в нем разглядел что-то черное и бесформенное предположительно округлой формы. Похоже, это и была та самая голова. Разглядывать ее внимательнее Павлу не захотелось. Уж больно отталкивающе выглядел этот почерневший сморщенный фрагмент некогда человеческого тела.
— Все, она у нас, — сказал Павел, закрывая крышку раки. — Валим отсюда.
— А с этим что делать? — спросил Леха, держа Емелю под прицелом.
Павел едва не ляпнул — да замочи его, Христа ради. Но сдержался. Каким бы моральным уродом ни был их новый знакомый, они сами станут не лучше, хладнокровно пристрелив безоружного человека.
— Пусть остается здесь, — чуть подумав, решил Павел.
—
— Не станем мы его запирать. Пусть живет.
— Ладно, как скажешь, — легко согласился Леха и опустил пулемет.
После чего равнодушным тоном добавил:
— Но я бы его, все-таки, убил.
— Так, вы уже закончили, а? — раздраженно спросил Костя. — Этот ящик, знаете ли, не воздушный. Хотите, чтобы я нажил грыжу. Мы вот-вот мир спасем, а у меня грыжа. Я не хочу жить в новом мире с грыжей.
— Да идем, идем, — успокоил его Павел. — Хочешь, я понесу раку?
— Нет, — отказался Костя. — Это только мой подвиг. После буду перед девчонками хвататься.
Они вышли из помещения. Павел, задержавшись последним, направил свет фонаря на стоящего у стены Емелю, и предупредил:
— Слышь, урод, возьмешься за старое, я тебя найду и убью. Понял?
Емеля кивнул головой.
Павел скрылся в коридоре, последовав за своими товарищами. А Емеля остался стоять у стены, растерянный и напуганный. Он не понимал, что происходит. Не мог взять в толк, какая сила привела его сюда и заставила вытащить ларец. Он покосился на открытый ящик, из которого волнами расходился трупный смрад. Надо было уносить ноги. Прямо сейчас. Пока не поздно.
И тут Емеля услышал тихий противный звук — чавканье гнилого мяса и скрежет костей. Тот донесся из стоящего на полу ящика. А затем над его краем появилось нечто жуткое, противно шевелящееся, в чем помертвевший от ужаса Емеля опознал пальцы мертвеца. Те мягко легли на край ящика и сомкнулись на нем.
И в этот самый момент Емельян Пискин обильно посрамил образ крутого перца.
Глава 26
Павел был слишком разгневан на этого гнусного Емелю, чтобы в достаточной степени уделять внимание происходящему вокруг него. Его не оставляло ощущение, что он совершил ошибку, оставив того в живых. Скорее всего, стоило прикончить этого урода. Вряд ли тот оценит проявленное в его отношении милосердие и встанет на путь исправления. Такие типы расценивали чужую доброту как слабость, отчего еще больше преисполнялись чувством безнаказанности и тягой и гнусностям. Да, пожалуй, все же стоило пристрелить его. Но время было упущено, а возвращаться и добивать гада Павел счел излишним. Черт с ним. Их дело куда важнее. Вот покончат с нежитью, тогда можно заняться прополкой нехороших людей, дабы те не пролезли в светлое будущее и не испоганили его своим присутствием.
Костя, несущий раку, непрерывно ныл, какая та тяжелая, но всякий раз отказывался, когда другие предлагали ему свою помощь. Леха двигался первым, держа пулемет наготове. Из всей их компании он единственный не позволил себе расслабиться. Остальные уже пришли к выводу, что в монастыре нет мертвецов, и бояться тут нечего. Леха считал иначе. Точнее, он ничего не считал, и думать старался поменьше. Вместо этого все свои силы он тратил на бдительность. Именно она-то и спасла им жизни.
Костя продолжал ныть про то, что руки у него не казенные, а ящик будто свинцовый. Его болтовня заглушала все прочие звуки, а потому они почти достигли выхода из здания, когда Леха вдруг остановился в двух шагах от двери. А затем, обернувшись к остальным, приказал: