Зона сна
Шрифт:
– Я бы согласился с тобой, Елисей, если бы ты, или хоть кто-то, мог бы вычистить суеверия. Но ведь работа сведётся к уничтожению людей, казням и шельмованию «колдунов», «мошенников» и «обманщиков», точнее, тех, кого ты объявишь таковыми. Вижу, даже скрипачи пойдут под топор… Не грех ли это гордыни с твоей стороны?
– Нет! У меня, у всех нас есть инструменты: Священное Писание, толкования отцов Церкви и наш собственный разум. Скрыпки хороши в светском театре; я же не мракобес. И чудеса
– А я спрошу тебя: кто установит меру для меры? Где шкала, совмещающая веру и разум? Способны ли вообще верующие принимать Бога по рассудку?
– А я отвечу: закон должен диктовать рамки благочестия, князь. Просвещение, обращаясь к разуму, должно лечить паству от постоянной готовности к «чуду», а закон – карать пастырей за чудо измышленное, ложное.
Они подъезжали к Парме, где собирались как следует пообедать; Стас только успел сказать:
– Узковатый коридор оставляешь ты для религии, друг мой, – между разумом и юстицией. Она в него не вместится. Могу сказать тебе точно: вера в этом коридоре задохнётся, а суеверия выживут. Ведь каждый сам творит себе Бога по образу и подобию своему, как и Он сотворил нас.
Однажды Елисей сказал:
– Патриарх покойный, Никон, полагал, что поле Церкви и поле государя – разные. А по мне, одно это поле, и законы государственные должны руководить церковными делами. Ибо гражданская и военная служба суть самое важное в земной жизни, а Церковь обязана споспешествовать государю в этом важном…
Стас в целом согласился и заговорил о законе, волновавшем его в данный момент:
– А что ты думаешь о законе, согласно которому католичке можно выйти за православного только при условии, что дети их будут воспитываться как католики?
Елисей начал издалека:
– Святой Фома писал, что каждый человеческий закон в такой степени закон, в какой он отдалён от закона природы; если он совершенно несопоставим с законом природы, то это уже не закон, а извращение закона. А если сопоставим, то должен выполняться.
– Ну и что? – хмыкнул Стас.
– Да то, что в соответствии с законом природы в Риме растёт олива, а в России клюква. В России детей от смешанных браков положено непременно воспитывать в православии. Но то не догмат Церкви, а закон государства! И это правильно. Так же и в Риме. Но папа, хитрец премудрый, почему-то полагает, что российский закон ограничивает свободу, и требует, чтобы дети от смешанных браков и в России тоже становились католиками. По мне, если папа ищет религиозной свободы, то пусть покажет её пример в своих собственных владениях. А тебе совет: подчиняйся законам по принципу святого Фомы.
– Позволь! – удивился Стас. – Я думал, ты католик.
– Я
– Понял, – ответил Стас. – Женюсь!
По приезде в Мюнхен он обнаружил письмо от местоблюстителя патриаршего престола – царь Пётр после смерти последнего патриарха не назначал новых выборов, но и не отменил пока патриаршества. В письме говорилось:
«Наша Церковь, при полном убеждении в своей истине, совершенно в то же время свободна от духа слепой исключительности, которым одержимо римское католичество… Православие и в иноверце чтит христианскую веру и христианскую мысль.
Православная Церковь не препятствует смешанным бракам между православными и католиками и не связывает совесть родителей, если они пожелают воспитать своих детей в римско-католическом законе».
…Осенью 1701 года брак Стаса и Марты освятил католический патер в храме Святого Духа в Мюнхене.
В 1705 году Мюнхен оккупировали австрийские войска императора, объявившего курфюрсту опалу. Стас, из опасения за беременную жену, оставил за хозяина дома Прошку и двинул на север, к её родителям, и уехали они, как оказалось, вовремя: добродушные трудолюбивые баварские крестьяне взяли в руки вилы и цепы и пошли молотить оккупантов. А если благородный человек не в мундире, кто из них мог бы отличить австрийца от немца? В общем, только чудом князь де Грох со своею семьёй не угодил в мясорубку знаменитого «Кровавого Рождества».
В Рыбниц-Дамгартене Марта родила сына, которого они назвали Эмануэлем, и он стал первым собственным ребёнком Стаса, при том что по внутреннему счёту Стасу было уже шестьдесят лет.
Как русский дворянин, в Германии он автоматически получил права рыцаря с разрешением именоваться по приобретаемым поместьям. Но ему этого не было надо; человек не тщеславный, он купил имение за озером Золлер-Баден только из-за увещеваний Марты, да и то не для себя. Это были три деревушки с общим названием Сады, населённые поляками; Стас оформил покупку на имя сына.
А Европа воевала за испанское наследство: высшая элита нескольких стран решала, чей отпрыск заменит на испанском троне умершего бездетного короля. Одновременно шведский король Карл гонял по всей Прибалтике Августа, саксонского курфюрста и польского короля. Преследуя его, Карл вторгся в Саксонию, задал Августу трёпку и гнал аж до его столицы, Дрездена, не позволяя русскому царю Петру помочь своему союзнику, и заставил-таки саксонца отказаться от польской короны.
Две эти большие войны могли запросто слиться в одну огромную, всеевропейскую, и Стас восхищался искусством, с которым английские и голландские дипломаты развели ситуацию.