Зона вторжения. Байкал
Шрифт:
Увидев избушку Толмачева, Алексей хотел пройти напрямую, прямо по льду реки, не скрываясь, но его остановил Бато. Бурят прижал палец к губам, и они, стараясь ступать бесшумно, стали забирать левее, к берегу, где рос густой сосновый лес. Алексей молчал и ни о чем не спрашивал. Раз Бато что-то почуял, значит, лишняя осторожность не помешает. Наконец, Бато лег в снег и достал бинокль. Алексей проделал то же самое, но бинокль доставать не стал, доверившись другу.
Снега здесь, на берегу, тоже было мало, местами
— Ну что там? — спросил, наконец, Алексей.
Теперь он почувствовал, что его морозит. Лицо, наоборот, горело, словно натертое шершавым снегом.
— Да что, — отозвался Бато. — Гляжу вот, привязь есть, и натоптано у привязи как следует, а оленей — нет. И бубенчиков не слышно. И почему-то мне кажется, что уздечки оборваны или обрезаны. Дымом не пахнет. Значит, печку сегодня не топили. А между тем люди здесь должны быть, вон, видишь, лестница к лабазу приставлена, значит, наверняка стрелили кого-то, а мясо спрятали. Почему тогда лестницу оставили? А вон там, однако, куртка брошена…
— Ну, может, ее просто так бросили? — шепотом предположил Алексей.
— Ага! Просто так… А вон там что валяется?
— Где?
Бато передал бинокль Алексею.
— Справа от входа, возле чурки, видишь?
Алексей быстро нашел место, на которое указывал Бато. На земле лежал припорошенный снегом карабин. Стало ясно, что в избушке что-то произошло. Алексей с помощью визора обследовал окрестности, но ничего нового не обнаружил.
— Айда! — Бато снял с предохранителя «Нортон», легко вскочил на ноги и перебежал к толстому кедру, а оттуда — к стене избушки. Алексей последовал за ним. Подбегая к зимовью, он заметил, что слегка припорошенный снегом карабин лежит в красной, заледеневшей луже. Свернули за угол. У двери следов не было, ветер намел к порогу немного снега.
Бато, по-прежнему прижимаясь к стене, несколько раз стукнул кулаком в дверь.
— Эй, хозяева, есть кто? — громко крикнул он.
Постояли, прислушиваясь, переглянулись. У Алексея неприятно засосало под ложечкой. Бато кивнул, распахнул дверь, Алексей быстро заглянул внутрь, почти сразу же отпрянул. Глаза привыкли к яркому солнечному свету, и разобрать что-нибудь в черном нутре избушки было невозможно. Зато появилось стойкое ощущение, что там никого нет. До них не доносилось ни звука, ни шороха…
Спустя несколько секунд Алексей снова, уже более решительно шагнул в избушку, постоял у дверей, привыкая к полутьме, стараясь рассмотреть скудную обстановку зимовья. Внутри, на фоне задней стены отчетливо виднелась темная человеческая фигура. Что-то с этим человеком было не так. Алексей присмотрелся и невольно попятился. Человек был прибит к
…Через десять минут Алексей сидел на чурбане посреди утоптанной площадки перед зимовьем, зажимал рукой ноющую рану на шее и следил за передвижениями Бато. Подташнивало.
Бато внимательно осмотрел внутренности избушки, тщательно оглядел все вокруг, потом ушел по склону вверх по каким-то следам, вернулся, еще раз осмотрел все вокруг. Подошел к привязи, где обычно стояли олени, залез на лабаз, озабоченный и хмурый вернулся к избушке, у поленницы взял свежую чурку, выкатил ее поближе к Алексею, поставил на попа, сел, не выпуская «Нортон» из рук.
Алексей смотрел на друга.
— Ну, следопыт, что скажешь? Люди или «бесы»?
На круглом, скуластом лице Бато мелькнуло сомнение.
— Я думаю, «бесы», — после паузы сказал он. — Во-первых, следов не видно. Вообще никаких. Ни люди, ни звери по воздуху не летают. Во-вторых, мужика этого прибили к стене гвоздями, на которые раньше одежду вешали. Гвозди старые, кованые еще, им в обед сто лет. А под лежанкой плотницкий инструмент стоит, там, в банке из-под кофе, нормальные гвозди есть. Новые, на сто пятьдесят. Ими лабаз вон ремонтировали недавно. Зачем, спрашивается, выдирать из стены старье, если можно новые взять?
В-третьих, мужик этот жил тут не один. Тут еще баба была и ребенок, мальчик. Лет, наверное, девять-десять. Вещи на месте, а тел нигде нет. Думаю я, что дело было так: мужик этот полез вчера вечером на лабаз, там, кстати, мясо лежит, изюбрятина, можно потом будет пожарить, и что-то услышал или увидел. Это что-то испугало оленей, они взбесились, оборвали привязь и убежали. А мужик спустился вниз, думал, че ему бояться, когда ружье есть! Тут-то его и кончили. А куда делись женщина и ребенок, я не знаю…
— Почему ты решил, что все произошло вчера?
— В зимовушке еще тепло. Значит, вчера топили.
— Ну что, придется доложить бравому майору Оболдуеву, что этот Толмачев — того, фьють, ласты склеил? — спросил Алексей.
— Ну доложить-то можно, но только это не Толмачев, — как ни в чем не бывало сказал Бато, — у него там, в одежде, в кармане, старая универсальная карта есть. Это какой-то Ситников. Да и не тоф он совсем, русский.
Алексей несколько секунд смотрел на Бато.
— Ты что, издеваешься? Ты сразу сказать не мог, что это не Толмачев? Фото сравнивал? Смотрел?
— Смотрел, — невозмутимо ответил бурят. — Не Толмачев.
— Елы-шпалы! — огорчился Алексей. — Я думал, мы домой сейчас пойдем! Ну и где нам теперь искать этого Толмачева?
— Не знаю, — невозмутимо ответил Бато, зорко поглядывая по сторонам. Потом он присмотрелся к Карабанову. — Ты, сержант, че-то плохо выглядишь. Заболел?
Алексей вздохнул.