Зона затопления
Шрифт:
В сумраке прятались наваленные по углам горки домашнего хлама, который скапливался годами, вроде и не мешал, находясь под комодом, в шкафу, под кроватью. Но началась сортировка – что брать с собой, что оставить, – и он тут же заполонил пространство. Растолкали, и пусть остается.
Стены голые. Бледные пятна на тех местах, где стояла мебель, висел ковер. Лишь карта мира уцелела. Старая, на которой СССР, ГДР, Югославия. По ней старший брат и сестры учили географию, потом и Дмитрий, но уже зная, что не все там так, как стало… Хотели поменять на новую. Так и не поменяли…
С карты взгляд переполз на потолок. Неровный, шишковатый, с выпирающей балкой-матицей. Она казалась надежной, как хребет… Дмитрий пытался представить, какое дерево пошло на эту балку. Огромное, старое, но здоровое. Скорее всего, сосна, а может, и лиственницу такую нашли. Кто-то из предков нашел, выбрал в тайге, долго спиливал с кем-нибудь в паре. Наверняка ручной пилой джиркали… Обрубили сучья, вытягивали на веревках к дороге, потом как-то доставили в деревню. Наверное, лошадь тащила или грузовик, но все равно дело нелегкое… Ошкурили, отесали, отрезали по размеру, дали высохнуть. Подняли на сруб, уложили, настелили плахи, сверху засыпали глиной. Возвели крышу. И вот много десятилетий эта балка держала потолок, окаменела под штукатуркой, известкой. Оберегай ее от влаги, и, скорее всего, будет такой же крепкой и надежной вечно.
В балку ввинчен крюк, за который зацеплен провод. Еще недавно здесь висела люстра с тремя лампочками, окруженными стеклянными чешуйками. Когда лампочки горели, чешуйки переливались красноватым, голубоватым, и вся комната расцвечивалась бледной радугой. А сейчас чернеет страшный, не отпускающий крюк.
«Так, вставать, вставать!» И Дмитрий вскочил, сделал несколько упражнений – подобие зарядки, – быстро оделся. Убеждал себя, что впереди полно срочных и важных дел.
Когда и на чем уехала Марина, он пропустил. Может, на лесопилке был, или за продуктами отскакивал, или картошку копал, увлекся, или просто в избе сидел. Понял, что ее больше нет, услышав деловитые, безбоязненные крики мужиков, взрёвы бульдозера.
Вышел за ворота. Возле Марининого дома сновали человечки в серых куртках, забрасывали в кузов грузовика какие-то предметы – отсюда не разглядеть. Громыхнуло железо. Может, сейчас и «Ижак» выкатят…
Вернулся во двор, заложил калитку. Стал собирать еще остающееся важное, грузил в «Ниву». Скатал белье, перину… С минуты на минуту явятся и сюда. Их дом тоже формально не существует: в паспорте и родителей, и Дмитрия – новая прописка.
– Есть кто? – сипловатое. И следом удары черенком то ли лопаты, то ли топора в калитку. – Хозяева-а!
На моментом ослабевших ногах Дмитрий подошел, открыл.
Этих мужиков он знал – поселенцы с колонии. Два года воевал с ними, и вот они победили. Стояли и держали на губах усмешки. Казалось, сейчас сплюнут ему на ботинки и спросят: «Ну чё, чмырина, приплыл?»
– Пора, – сказал явно бригадир, здоровенный, пожилой уже, но крепкий; за какую-нибудь драку с увечьем сел, отбыл на зоне сколько-то лет, а потом оказался на поселении, сделался начальничком. –
В этом «нет» слышалось нетерпение и заведомая досада, что сейчас этот паренек опять начнет сопротивляться, утверждать: еще ничего наверняка не решено, где документы?..
– Готов, – сказал Дмитрий. – Машину выгоню…
Снял жердь, раздвинул воротины. Сел в «Ниву», завел. В зеркале заднего вида торчали поселенцы-ликвидаторы. Медленно стал выезжать; они расступились и неспешно направились во двор. Дмитрий выскочил:
– Э, мужики! Я сам!
– Что – сам?
– Сам подожгу.
– До «подожгу» долго еще. Надо проверить.
– Чего здесь проверять? Все, освободил.
– Ну, – бригадир нахмурился, – вдруг баллон какой газовый, бочка из-под бензина…
– Нет тут бочек никаких. Все в порядке.
– Рамы снять надо, – искал бригадир новые доводы, – металл убираем. Негорючее все. Тут система целая…
Дмитрий устал. Готов был позволить им хозяйничать. Но глянул на дом Марины, который ворошила оставшаяся часть бригады, представил чужих под родной крышей и стал закрывать ворота.
– Нет, я сам. Давайте бензин.
– Слушай, ты свои порядки не наводи. У нас – санобработка территории, а не просто – подошел, спичку кинул… Едь, парень. Тем боле тебя тут как бы и нет уже…
– Были дома, которые со всеми вещами жгли!.. Ничего…
Поняв, что бензина ему не дадут, да его и не было у мужиков с собой, Дмитрий достал из багажника «Нивы» канистру.
Теперь бригадир встал на пути. Сказал сухо, с угрозой:
– Нам велено негорючее вынести, стекла снять…
– Мужики, – Дмитрий неожиданно для себя заговорил жалобно, умоляюще, – дайте мне самому… Это мой дом, я здесь всю жизнь… Не могу я, чтоб вы… – Запнулся, но досказал: – Курочили.
Бригадир обернулся к своим. Те равнодушно ждали. Один буркнул:
– Я хрен его знает.
– Чё – хрен его знает?! Ты ж потом будешь в золе этой рыться – стекляшки выгребать, железки. Шифер вон…
– Да шифер сгорит, – по-прежнему просительно заметил Дмитрий.
– Его снять положено, вывезти. Это яд… – Бригадиру надоело, махнул рукой. – Все, в общем, грузись и едь. И – забудь. Всё аккуратно сделаем.
И Дмитрий отступил. Сунул канистру обратно.
– Ладно. Только побуду в избе минуту. – Он не курил, но сейчас захотелось. – Сигарета есть у кого?
Бригадир неуверенно, опасаясь какой-нибудь хитрости, достал пачку «Явы». Дмитрий вытянул за фильтр сигарету.
– А спички…
– Хм… Как ты поджигать-то собирался?
– Да есть где-то… сейчас не соображу…
Бригадир щелкнул зажигалкой. Дмитрий затянулся, с трудом протолкнул дым в грудь.
– Погодите, я сейчас. Быстро…
Сел на лавку у порога. Поплывшим от табака взглядом обвел кухню. Два закрытых ставнями окна походили на глаза, которые выпучились, пытаются что-то увидеть, но не могут разорвать, сбросить толстые бельма… Огромный стол напоминает скелет какого-то безголового животного – непривычно пустой, голый без клеенки… Печка казалась уменьшившейся, кривоватой, жалкой.