Зоопарк Доктора Дулиттла

Лофтинг Хью

Единственное, что я смог на нем прочитать, было: «ПРИСУТСТВИИ НОТАРИУСА И ДРУГ… СТО ТЫСЯЧ ФУНТОВ ИЗ МОЕГО ДОСТ… БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЕ ЦЕ…»

Не сомневаясь ни минуты, что доктор должен посмотреть на этот клочок пергамента, я побежал в дом. Случилось так, что в ту минуту в кабинете доктора сидел Мэтьюз Магг. Когда он увидел пергамент и узнал, откуда он, его глаза вспыхнули.

А доктор клочком пергамента совершенно не заинтересовался. Он только спросил:

— Почему мыши пришло в голову, что нам это может пригодиться?

— Потому

что это пергамент, — ответил я.

Доктор водрузил на нос очки, прочел чудом уцелевшие три строки и с напускным равнодушием вернул мне бумагу. Я догадался, что он, так же как и я, понял, о чем идет речь, но не хочет вмешиваться в дела, касающиеся дворца Уизлобли.

— Ты уж прости, меня, Стаббинс, — сказал Джон Дулиттл, — но мне сейчас недосуг заниматься старыми бумагами. Меня ждут более важные дела.

Я не считал, что старая бумага — дело совершенно неважное, но спорить с доктором мне, мальчишке, не пристало, поэтому я подчинился и оставил его в покое. Я вышел из кабинета, и меня тут же нагнал Мэтьюз и взял под руку.

— Том, — сказал он, — ты же знаешь, что я ни читать, ни писать не умею. Пожалуйста, не сочти за труд, прочти мне, что написано на этом клочке бумаги.

Я прочел. Мэтьюз в задумчивости пожевал губами, покачал головой и, наконец, спросил:

— И что же ты обо всем этом думаешь?

— Мне кажется, что это обрывок завещания. Доктор тоже вроде бы того же мнения, но он не хочет связываться с графом Уизлобли, поэтому не подал виду, что догадался, о чем идет речь. Нельзя ставить доктору в вину то, что он открещивается от всего, что хоть как-то связано с именем графа. После всего, что он пережил в ту ужасную ночь...

— Ты сказал — завещание, — перебил меня Мэтьюз. — А чье?

— Не знаю, — > развел я руками. — Точно известно, что этот клочок бумаги нашла мышь в библиотеке дворца Уизлобли.

— Вот оно как… — протянул Мэтьюз. — Придется нам еще поломать над этим голову.

— Почему? — спросил я напрямик. — Зачем нам ломать голову над клочком пергамента?

— Я тебе расскажу попозже, — загадочно ответил Мэтьюз. — Дворцы, как правило, скрывают немало тайн.

И он ушел, а я так и остался стоять с непонятным клочком пергамента в руках, на котором сохранилось всего три строчки.

Глава 29. Клинг

В течение нескольких дней от Мэтьюза не было известий. Его загадочные слова возбудили мое любопытство. Я подолгу вертел в руках клочок пергамента и ломал голову над обрывками слов, которые были на нем написаны. Однако необычное происшествие отвлекло меня.

Как я уже говорил, доктор Дулиттл запретил О’Скалли приводить в зоопарк новых жильцов-собак. Но однажды О’Скалли, как обычно, бродил по городу и вдруг увидел под забором пса.

Грязный и взлохмаченный, пес лежал на голой земле и жалобно скулил. Он явно попал в беду, и ему требовалась помощь.

— Что с тобой? — участливо спросил О’Скалли незнакомого пса.

— Сам не

знаю, — ответил тот. — Я съел крысу, а теперь у меня болит живот. Ой, как больно!

— Эго не от крысы, — с уверенностью заявил О’Скалли. — Крысы — очень здоровая пища. От них ничего плохого собаке не будет. Я сам съел их не одну сотню.

— Я съел их не меньше твоего, — проскулил в ответ пес. — И до сих пор тоже ничего плохого от них не было. Но у сегодняшней был какой-то странный привкус.

— Ну ничего, сейчас я отведу тебя к доктору Дулиттлу, и он быстро поставит тебя на ноги, — утешил пса О’Скалли.

Но пес так страдал от боли в животе, что не мог идти. О’Скалли помчался домой. «Надо бы посоветовать доктору придумать носилки для больных собак, — думал он по дороге. — Или хотя бы тележку».

Доктора дома не оказалось, поэтому О’Скалли позвал на помощь меня, и я привез больного пса к нам на Воловью улицу в садовой тачке — мне недоставало сил принести его на руках.

Тем временем доктор Дулиттл вернулся и осмотрел больного.

— Ты отравился, — сказал доктор.

— Но ведь он съел только крысу! — удивился О’Скалли. Он стоял рядом и ужасно волновался.

— Значит, крыса была отравлена, — объяснил Джон Дулиттл. — Кто-то из людей решил вывести в своем доме крыс, разбросал везде отравленную приманку, крысы отравились, и тут ты слопал одну из них. Ничего страшного, мы с твоей болезнью справимся шутя. Но тебе придется остаться у меня на несколько дней. Спать будешь в гостиной, так мне будет легче присматривать за тобой. Выпей это лекарство и ложись на тюфяк. Стаббинс, укрой его потеплее, чтобы он не простудился.

На следующее утро меня разбудил странный шум, доносившийся из спальни доктора. Казалось, что он непонятно зачем двигает мебель. Я встал с постели, оделся и заглянул в спальню доктора.

Он и вправду двигал мебель! С красным от напряжения лицом доктор оттащил от стены шкаф, заглянул за него, покачал головой и полез под кровать.

Я удивленно смотрел на него. Доктор вылез из-под кровати, заметил меня и сказал:

— Доброе утро, Стаббинс. Ты случайно не видел мой ботинок?

— Ботинок? — опешил я и переспросил: — Какой ботинок?

— Ну да, ботинок. Левый. Он исчез.

— Нет, не видел, — замотал я головой.

— Странно, — проворчал доктор. — Я поставил их вчера вечером под кровать. Не мог же он уйти из спальни сам, без меня.

Однако пора было браться за дела. Для начала я решил заглянуть в гостиную к больному псу, которого накануне привел О’Скалли. Но Клинга — так звали пса — в гостиной не оказалось.

Я встревожился и вышел в сад, чтобы попросить О’Скалли отыскать пропавшего пациента. Каково же было мое удивление, когда на лужайке я нашел не только пса, но и левый ботинок доктора — пес с явным удовольствием грыз башмак.

В ту же минуту в сад вышел и Джон Дулиттл — на правой его ноге был башмак, а на левой — домашний шлепанец.