Зороастр

Флобер Гюстав

— С какой стороны приближаются всадники? — спросила царица.

— С холмов, с холмов спускаются они целыми тысячами, — сразу закричали с полдюжины перепуганных женщин; остальные сбились в кучу как овцы, и робко жались друг к другу.

— Ступайте все к последнему окну, — крикнула повелительным тоном Негушта. — Спрыгните на балкон, он вышиной не больше, чем в рост человека, пройдите его до самого конца и обогните тот угол, где он примыкает к главной садовой ограде. Бегите вдоль стены, пока не найдете такого места, где можно было бы спуститься вниз, и тогда

через северные ворота сада вам легко будет выйти на дорогу. Бегите и спасайтесь под покровом ночи. Вы достигнете крепости еще до рассвета, если не будете медлить.

Не успела она договорить, как последняя из ее невольниц, обезумев от страха, исчезла за открытым окном и она услыхала, как быстро они спускались на мраморную террасу. Негушта осталась одна.

Но вдруг она заметила маленькую сириянку, смотревшую на нее с мольбой.

— Почему ты не убежала вместе с другими?

— Я ела твой хлеб, как же могу я покинуть тебя в час смерти? — смиренно промолвила маленькая невольница.

— Ступай, дитя, — с глубокою нежностью сказала ей Негушта. — Я видела твою верность и преданность мне; я не хочу, чтобы ты погибла.

Но глаза сириянки гордо заблистали:

— Я рабыня, — ответила она, — но я дочь Израиля, как и ты. Пусть все другие оставили тебя. Я тебя не оставлю. Быть может, я буду полезна тебе.

— У тебя мужественное сердце, дитя, — сказала Негушта. Она привлекла к себе девушку и нежно обняла ее. — Я должна теперь бежать к Зороастру, ты же останься здесь, спрячься, если сюда ворвутся злодеи.

Она повернулась и быстро исчезла.

Гул во дворце отчасти умолк и новые, странные крики стали раздаваться по обширным залам и коридорам. Внезапный дикий вопль, треск взломанной двери, с грохотом падающей на мраморный пол, и затем опять протяжные, нечеловеческие крики, перемешанные с глухими, тихими, отчаянными стонами, — все это казалось устремилось навстречу Негуште.

А маленькая сириянка схватившись за индийский кинжал, висевший у нее за поясом, последовала украдкой за своею госпожой.

XX

Негушта скользила, как призрак, по тускло освещенным коридорам и залам. Смятение, по-видимому, все еще сосредоточивалось в нижней части дворца, но оглушительный шум усиливался с каждою минутой, — вопли раненых женщин и стоны раненых мужчин, бряцание мечей и доспехов и по временам резкий и гулкий лязг, когда с полдюжины копий, не попавши в цель разом ударялись об стену.

Она бежала все дальше, не останавливаясь. Миновала сокровищницу, тоже покинутую стражей, чрез минуту она очутилась на дороге к храму. Насколько она могла видеть при робком мерцании звезд, путь оставался еще свободен. Двери храма были заперты, и массивное здание грозно выступало из мрака, темнее своей собственной черной тени.

Негушта остановилась у двери и прислушалась. Сквозь толстые стены до нее слабо донеслись звуки вечерней молитвы. Все жрецы находились вместе с Зороастром в храме Ормузда, ничего не зная о том, что происходило во дворце, и воспевали пред священным

огнем обычный жертвенный гимн, которому суждено было стать их предсмертною песнью. Негушта попробовала отворить дверь. Громадные бронзовые ворота были замкнуты, и хотя она толкала их изо всей силы, они не поддавались.

— Нажми средний гвоздь, — послышался сзади тоненький голосок. Негушта вздрогнула и, оглянувшись, различила во мраке маленькую фигурку сириянки, тайком последовавшей за ней из дворца. Негушта нажала гвоздь, дверь отворилась, медленно и бесшумно повернувшись на петлях. Обе женщины вошли, и сириянка осторожно вдвинула тяжелую бронзовую задвижку на прежнее место. Слесарь-египтянин, делавший замок, сообщил своей возлюбленной секрет, посредством которого он отпирался, — сириянка слышала этот разговор и запомнила.

Хвалебная песнь торжественно раздавалась вокруг священного огня, горевшего неугасимо на черном мраморном жертвеннике. Зороастр стоял пред ним, воздев руки в молитве, и восковое лицо его и белоснежная борода были озарены ослепительным блеском, исходившим от пламени.

Семьдесят жрецов стояли сомкнутыми рядами вдоль стен храма, воздев руки к небу по примеру верховного жреца, и звучные, сильные голоса их гармонически сливались, воспевая хором величественный гимн. Негушта внезапным криком прервала песнопение, устремившись на самую середину храма.

— Беги, Зороастр, пока еще не поздно. Враг надвигается тысячами… он уже во дворце. Нельзя терять ни минуты.

Но верховный жрец спокойно обернулся к ней, и лицо его не обнаружило страха, хотя все другие священнослужители перестали петь и в внезапном испуге столпились вокруг своего начальника. В то самое время, как голоса их умолкли, послышался неясный гул.

— Иди сама и спасайся, — кротко сказал Зороастр. — Я не пойду. Если Премудрому угодно, чтоб я погиб, я погибну пред этим жертвенником. Иди скорей и спасайся, пока еще есть время.

Но Негушта взяла его руку в свою, дрожавшую от сильного волнения, и взглянула в его спокойные глаза. Взгляд ее был полон неизъяснимой любви и печали.

— Разве ты не знаешь, Зороастр, что я скорей готова умереть с тобой, чем жить, оставаясь женою другого? Я клянусь тебе Богом отцов своих, что не покину тебя.

Ее нежный голос затрепетал. Этими словами она изрекала себе смертный приговор.

— Теперь уже поздно! — вскричала маленькая сириянка, вбегая в храм. — Теперь уже поздно! Вы все погибли. Смотрите, они уже выламывают двери!

Пока она говорила, послышался грохот и удары в бронзовые ворота, и с каждым ударом поднимался целый хор отвратительных, свирепых, протяжных криков, как будто демоны ада торжествовали победу над ушами грешников.

Жрецы затрепетали от ужаса, несмотря на всю свою храбрость и покорность воле Ормузда. Некоторые из них устремились было к выходу, но юная сириянка заградила им дорогу.

— Вы все равно погибли, вам уже нет спасения, так умрите, по крайней мере, как мужи. Пропустите меня к моей госпоже — и она протиснулась сквозь толпу объятых ужасом жрецов.