Зорро. Рождение легенды

Альенде Исабель

Адъютант налил красного вина в бокалы из богемского хрусталя, привезенные издалека в баулах Эулалии де Кальис, которые резко контрастировали со скудной обстановкой крепости. Провозгласив тосты за дружбу и за далекую родину, мужчины заговорили о французской революции, поднявшей на борьбу весь народ. Это событие произошло больше года назад, но весть о нем достигла Монтеррея только что. Собеседники согласились, что волноваться нет никакого резона. Оба считали, что теперь во Франции наверняка вновь установился порядок и король Людовик XVI вернул себе трон, хотя этот малодушный правитель не заслуживает особых сожалений. В глубине души оба собеседника были довольны, что одни французы убивают других, но хорошие манеры не позволяли им высказать это вслух. Издалека доносились приглушенные голоса, которые становились все громче. Вскоре крики усилились настолько, что их стало невозможно игнорировать.

— Извините, капитан, это женские дела, — проговорил Педро Фахес, жестом выразив свое раздражение.

— Хорошо ли чувствует себя донья Эулалия? — осведомился Алехандро де ла Вега, покраснев до корней волос.

Фахес впился в де ла Вегу стальным взглядом, стараясь разгадать его намерения. О его жене и красавчике

капитане ходили разные слухи, а дон Педро был отнюдь не глухой. Никто, кроме него, не мог взять в толк, почему донья Эулалия полгода добиралась до Монтеррея, хотя это расстояние можно было преодолеть намного быстрее; говорили, что любовники специально затягивали путешествие, не желая расставаться. Эти слухи дополнялись приукрашенной версией истории о нападении бандитов, во время которого де ла Вега якобы рисковал жизнью ради спасения дамы. В реальности все было по-другому, но Педро Фахес об этом так и не узнал. На путешественников напали всего полдюжины расхрабрившихся от выпивки индейцев, бежавших, едва раздались первые выстрелы. Во время путешествия де ла Вега был ранен в ногу, но не потому, что защищал Эулалию. Его всего-навсего боднула корова. Педро Фахес считал себя хорошим знатоком людей — не зря он столько лет занимал высокий пост — и, изучив Алехандро де ла Вегу, заключил, что честь его супруги скорее всего не пострадала. Фахес отлично знал свою жену. Если бы эти двое были влюблены друг в друга, никакая сила, человеческая или божественная, не заставила бы Эулалию бросить любимого и вернуться к мужу. Скорее всего, их связывало не более чем платоническое увлечение: ничего такого, что помешало бы губернатору спать спокойно. Он дорожил своей честью и страдал при мысли о том, что его жена провела полгода наедине с чужим мужчиной, но, судя по всему, переживать не стоило. Фахес решил, что не обзавелся рогами исключительно благодаря капитану. Он полагал, что мужчинам следует доверять лишь в редких случаях, а женщинам — никогда: они в силу своей природы не способны хранить верность.

Между тем беготня слуг по коридорам, хлопанье дверей и крики продолжали усиливаться. Все вокруг, включая Алехандро де ла Вегу, знали и о жарких баталиях этой пары, и о столь же драматических примирениях. Во время ссор Фахесы били посуду о головы друг друга, дон Педро не раз обнажал саблю, но после они непременно запирались в спальне на несколько дней, чтобы предаться любви. Могучий губернатор грохнул кулаком по столу так, что заплясали бокалы, и признался гостю, что Эулалия пятый день бьется в истерическом припадке.

— Она привыкла к более изысканной обстановке, — сказал Фахес, прислушиваясь к сотрясавшему стены безумному вою.

— Значит, она чувствует себя немного одиноко, сеньор, — пробормотал де ла Вега, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Я пообещал ей, что через три года мы переедем в Мехико или вернемся в Испанию, но она не хочет слушать никаких доводов. Мое терпение на исходе, капитан де ла Вега. Я отправлю жену в ближайшую миссию, пусть братья заставят ее работать вместе с индейцами. Может, тогда она научится меня уважать! — рычал Фахес.

— Вы позволите мне поговорить с сеньорой? — попросил капитан.

Во время припадка губернаторша не хотела видеть даже трехлетнего сына. Мальчик плакал, съежившись на полу, и описался от ужаса, когда его отец бросался на дверь и колотил по ней палкой. В спальню сеньоры входила только одна индианка, чтобы принести еду и убрать ночной горшок, но, едва Эулалия узнала, что Алехандро де ла Вега явился с визитом и хочет поговорить с ней, истерика прекратилась. Дама умылась, расчесала рыжую копну волос, облачилась в шелка пурпурного цвета и надела все свои жемчуга. Увидев жену румяной и улыбающейся, прямо как в их лучшие времена, Педро Фахес с вожделением подумал о грядущем пылком примирении. Впрочем, он не собирался немедленно прощать Эулалию, женщина определенно заслуживала наказания. На протяжении всего мрачного ужина в угрюмой, будто казарма, столовой Эулалия де Кальис и Педро Фахес бросали друг другу в лицо взаимные горькие обвинения, призывая в свидетели своего гостя. Алехандро де ла Вега хранил неловкое молчание, пока не подали десерт, а увидев, что вино произвело свое действие и гнев супругов начал угасать, изложил причину своего визита. Он объяснил свое заступничество тем, что в жилах Тойпурнии текла испанская кровь, описал ее отвагу и ум, умолчав о красоте, и попросил губернатора проявить милосердие во имя их дружбы и собственной славы великодушного человека. Педро Фахес, возбужденный румянцем и декольте Эулалии, не заставил себя упрашивать и согласился заменить смертную казнь двадцатью годами тюрьмы.

— Тюрьма сделает эту женщину мученицей в глазах индейцев. Достаточно будет воззвать к ее имени, чтобы племена вновь встали на тропу войны, — прервала его Эулалия. — Нужно сделать по-другому. Сначала она примет крещение, как велел Господь, затем ты привезешь мне ее сюда, и я сама займусь ею. Обещаю тебе, что за год смогу превратить эту Тойпурнию, отважную индианку, Дочь Волка, в настоящую даму, испанку и христианку. Так мы навсегда уничтожим ее влияние на индейцев.

— И, кроме того, у тебя появятся дело и компания, — добавил ее мудрый супруг.

На том и порешили. Алехандро де ла Веге было поручено отправиться за пленницей в Сан-Габриэль и привезти ее в Монтеррей, к немалой радости падре Мендосы, мечтавшего поскорее от нее избавиться. Девушка была вулканом, готовым в любой момент взорвать миссию, которую неофиты еще не успели привести в порядок после набега индейцев. Тойпурния была наречена при крещении именем Мария Рехина де ла Иммакулада Консепсьон, но тут же забыла большую часть, оставшись просто Рехиной. Падре Мендоса одел девушку в платье неофитов из грубой ткани, повесил ей на шею образок с Девой Марией, помог сесть на коня, потому что у пленницы были связаны руки, и дал ей свое благословение. Едва приземистые строения миссии остались позади, капитан де ла Вега освободил руки девушки и, указав на необъятный горизонт, предложил ей бежать. Рехина задумалась на несколько минут и решительно покачала головой, решив, что, если ее снова возьмут в плен, пощады уже не будет. Впрочем, возможно, дело было не только в страхе, но в том же самом

пламенном чувстве, которое помрачило разум испанца. Во всяком случае, Рехина послушно следовала за капитаном, а тот растягивал их путь, как только мог, потому что полагал, что больше они не увидятся. Алехандро де ла Вега наслаждался каждым шагом, пройденным с девушкой по Камино Реаль [6] , каждой ночью, когда они спали под звездами, не прикасаясь друг к другу, каждой секундой, пока они вместе умывались в море, и в то же время упорно сражался со своими желаниями и мечтами. Он знал, что идальго из рода де ла Вега не может жениться на метиске. Быть может, капитан ожидал, что путешествие по бескрайним просторам Калифорнии охладит его любовь, однако он обманулся в своих ожиданиях и к моменту прибытия в крепость Монтеррей был влюблен как мальчишка. Ему понадобились вся воля и дисциплинированность хорошего солдата, чтобы заставить себя проститься с женщиной и твердо решить впредь не искать с ней встречи.

6

Королевская дорога (исп.).

Три года спустя Педро Фахес исполнил данное супруге обещание и отказался от своего поста губернатора Верхней Калифорнии, намереваясь вернуться в цивилизованный мир. В глубине души он был доволен собственным решением, потому что пребывание у власти всегда казалось ему неблагодарным занятием. Супруги нагрузили своими баулами караван мулов и повозки, запряженные быками, и пустились в путь, направляясь в Мехико, где Эулалия де Кальис повелела украсить дворец в стиле барокко со всей помпезностью, подобающей ее рангу. По пути они задерживались в каждой деревне и миссии, чтобы собраться с силами, а колонисты повсюду оказывали им радушный прием. Несмотря на дурной нрав обоих супругов, Фахесов все любили, потому что он был справедливым губернатором, а она слыла великодушной сумасбродкой. Народу из поселка Ла-Рейна-де-Лос-Анхелес пришлось объединить усилия с обитателями миссии Сан-Габриэль, находившейся в четырех лигах от них, чтобы предложить путешественникам достойный прием. Поселок, построенный в стиле испанских колониальных городов, вокруг квадратной площади и имел все условия для расширения и процветания, хотя в это время насчитывал лишь четыре улицы и сотню домишек из тростника. Там имелись таверна, которую заодно использовали как склад, церковь, тюрьма и с полдюжины строений из сырого кирпича, камня и черепицы, где жили местные богачи. Несмотря на немногочисленное население и большую бедность, колонисты славились своим гостеприимством и несколько раз в год устраивали праздники с раздачей вина. Ночи здесь оживлялись звуком гитар, труб, скрипок и пианол; по субботам и воскресеньям танцевали фанданго [7] . Прибытие губернаторов было самым лучшим поводом для праздника со дня основания поселка. На площади установили арки, украшенные знаменами и бумажными цветами, вытащили на улицу длинные столы с белыми скатертями, позвали всех, кто мог играть на каких-либо инструментах, включая двух арестованных, которых освободили от колодок, узнав, что они умеют бренчать на гитаре. Приготовления заняли несколько месяцев, и все это время жители поселка говорили между собой только о предстоящем приеме. Женщины шили себе праздничные платья, мужчины полировали серебряные пуговицы и пряжки, музыканты разучивали модные в Мехико мелодии, повара усердствовали, готовя невиданно пышный банкет. Падре Мендоса и его неофиты пожертвовали для такого случая несколько бочек своего лучшего вина, двух коров и некоторое количество свиней, кур и уток.

7

Испанский народный танец (исп. fandango). С конца XVIII в. приобрел популярность среди знати.

Капитану Алехандро де ла Веге было поручено поддерживать порядок в течение всего визита губернаторской четы. С той минуты, когда он узнал о приезде Рехины, мысли о девушке не давали ему покоя. Капитан спрашивал себя, что с ней сталось за эти три столетия разлуки, как она выжила в мрачной крепости Монтеррей, вспоминает ли она когда-нибудь о нем. Сомнения прошли в ночь праздника, когда при свете факелов и звуках оркестра он увидел ослепительную красавицу, одетую по последней европейской моде. Он понимал, что никогда не смог бы представить ее своей семье или обществу в Испании, но теперь это было не важно. Де ла Вега твердо решил пустить корни в Калифорнии и никогда больше не покидать Новый Свет. Рехина приняла предложение, она втайне любила капитана с тех пор, как он вернул ее к жизни в винном погребе падре Мендосы.

Так блестящий визит губернаторской четы в Ла-Рейна-де-Лос-Анхелес увенчался свадьбой капитана и таинственной дамы из свиты Эулалии де Кальис. Падре Мендоса, отрастивший длинные волосы, чтобы прикрыть ужасный шрам на месте отрубленного уха, обвенчал молодых, хотя до последнего момента собирался отговорить капитана жениться. То, что невеста была метиской, его не волновало, многие испанцы женились на индианках, однако священник подозревал, что под невинным обликом утонченной сеньориты Рехины до сих пор скрывается Тойпурния, Дочь Волка. Педро Фахес, который вел невесту к алтарю, был убежден, что это она спасла его брак, хотя бы потому, что, посвятив себя воспитанию дикарки, Эулалия смягчила свой характер и перестала изводить его постоянными истериками. Принимая во внимание, что Алехандро де ла Вега в свое время спас жизнь его супруги, Фахес решил, что непременно должен проявить великодушие. Одним росчерком пера он даровал новоиспеченной чете ранчо и несколько тысяч голов скота, недаром же среди его полномочий было и распределение земель в колониях. Фахес произвольно начертил на карте границу новых владений; позже оказалось, что ранчо занимает много лиг пастбищ, холмов, лесов, рек и взморья. Понадобилось бы несколько дней, чтобы объехать его верхом: оно было самым большим и удачно расположенным в том краю. Так Алехандро де ла Вега, сам того не желая, стал богачом. Через несколько недель, когда люди начали звать его дон Алехандро, он отказался от королевской службы, чтобы всецело посвятить себя заботе о своей земле. Годом позже он был избран алькальдом Ла-Рейна-де-Лос-Анхелеса.