Зорро
Шрифт:
– Отчего же, – медленно произнес дон Росендо, – прекрасный жеребец…
– Вот-вот, – оживился дон Диего, – то же самое я сказал тому типу, который едва не наехал на меня, когда я спешился, чтобы подтянуть подпругу.
– И что тот тип? – невольно улыбнулся дон Росендо. – Согласился?
– Представьте себе, нет! – воскликнул дон Диего. – Он стал ругаться, обзывать меня невеждой, хамом, требовать, чтобы я немедленно освободил тропу…
– И что вы?..
– Я?! – вскинул брови дон Диего. – Я понял, что вдвоем нам на этой тропе не место, и вот я здесь, а тот тип либо колотится о речные камни, либо висит над пропастью, уцепившись за кусты…
– Да, если кто-то не помог ему выбраться, – пробормотал дон Росендо. – Неужели вы до сих пор не заметили, что за нами, почти не скрываясь,
– Кавалькада? – переспросил дон Диего. – Что ж, возможно… Мне тоже с некоторых пор стало казаться, что за нами следуют бог весть откуда приставшие попутчики.
– Я полагаю, что Бог слишком важная шишка, чтобы заниматься такими мелочами, – лукаво прищурился дон Росендо.
– Что ж, в таком случае этими молодчиками придется заняться нам!
Дон Диего ладонью хлопнул по шее своего вороного, и всадники пустились догонять ушедших вперед Тилькуате и Касильду.
Водопад открылся взорам путников, едва они миновали нависающий над тропой выступ скалы и оказались на небольшой, футов тридцать в длину и двадцать в ширину, площадке, с которой великолепно смотрелось овальное озерцо, куда и низвергался широкий, переливающийся в солнечных лучах водяной шлейф. Грохот здесь стоял настолько невероятный, что собеседники угадывали речи друг друга лишь по движениям губ, а когда этого недоставало, помогали себе энергичными жестами. Впрочем, предмет разговора был настолько ясен, что хватало уточнения некоторых деталей дальнейших действий. Во-первых, путникам предстояло спешиться, а во-вторых, определить дальнейший порядок движения по тропе, полукругом огибавшей овал озера и исчезавшей под пенистым водяным занавесом.
Ясно было, что первым пойдет Тилькуате. Особой практической надобности в этом не было, ибо с площадки ко входу в пещеру был всего один путь, но некие неписаные правила, своего рода этикет, требовали, чтобы первым в сокровищницу вступил ее истинный наследник.
Но старый индеец не торопился с предъявлением своих наследных прав. Он спокойно дождался, пока остальные спешатся и зарядят револьверы, и лишь после этого неожиданно легко соскочил на ровную, словно отшлифованную поверхность площадки. Но и тогда он не сразу занял указанное ему место, а пересек площадку и, намотав конец уздечки на седельную луку своего мула, ткнул животное мордой в едва приметную каменную выбоинку на уровне солнечного сплетения.
– Ну вот, – удовлетворенно потер ладони дон Диего, глядя на мула. – Теперь мы можем идти дальше, наши кони сами найдут выход из этой западни!
Но на дальнейшее обсуждение этого вопроса у путников уже не было времени: едва вслед за мулом по тропке стала карабкаться кобыла Касильды, как из-за скального выступа показался волнистый край черного сомбреро, а вслед за ним и рука с револьвером. Дон Росендо выхватил из-за пояса кольт, спустил курок, но звук выстрела поглотил шум водопада, и лишь дымок из ствола, резкий толчок в руку и брызги щебенки подтвердили, что кольт не дал осечки, а выстрел все же достиг цели: преследователь убрался, и путники получили возможность продолжить движение к теперь уже совсем близкой цели. Теперь путь пролегал по совсем узенькой тропке, поперек которой не везде даже помещалась человеческая ступня. Внизу, футах в двухстах пятидесяти, темнела бирюзовая поверхность озера, лица путников орошала микроскопическая освежающая изморось клокочущего водопада.
Шествие замыкал дон Диего. Он подождал, пока последняя лошадь вскарабкается по выбоинам в скале и скроется в узкой, почти неприметной с площадки расселине, а когда из-за скалы вновь показалась рука с оружием, хладнокровным выстрелом перебил злоумышленнику запястье. Но для того чтобы обеспечить безопасность ушедших вперед участников экспедиции, этого оказалось недостаточно. Перед самым водопадом отвесный склон изгибался таким образом, что примерно сорока-пятидесятифутовый участок тропы открывался прячущимся за скальным выступом стрелкам. Те, разумеется, учли этот момент и теперь терпеливо ждали, когда первый из путников подойдет на расстояние прицельного выстрела. Мишенью для пристрелки оказался, разумеется, шедший впереди Тилькуате; едва старик вошел в сектор обстрела,
Положение сделалось тупиковым, ибо ни та, ни другая сторона не хотела рисковать даже ради достижения заветной пещеры, подставляя лбы под весьма профессиональные выстрелы. Правда, пару раз преследователи пытались достать дона Диего практически беспорядочной, бесприцельной стрельбой «из-за угла», но простреленные кисти и отброшенные в озеро револьверы очень быстро убедили их в бесполезности и даже прямом вреде подобных попыток.
С другой стороны дон Росендо, поменявшийся местами с Тилькуате, пытался упредить противника, войдя в сектор обстрела и тут же выпустив в сторону скального выступа целый барабан своего кольта. Но его пальба вызвала такой шквал ответного огня, что молодой человек, уклоняясь от пуль, чудом удержал равновесие на узкой каменной кромке.
После такого обмена любезностями стороны на некоторое время затаились, то ли продумывая варианты атак, то ли выжидая, у кого раньше сдадут нервы. При этом ни у одной из сторон не было какого-то явного преимущества, кроме, быть может, того, что дон Диего сотоварищи находились все же ближе к заветной цели. Конечно, путники могли сами устроить над тропой самую форменную засаду, и тогда уже преследователям пришлось бы пробиваться сквозь меткий револьверный огонь с весьма малыми шансами на успех. Но такой тактический ход обрекал обе стороны на весьма долгую перестрелку, грозящую продлиться до темноты, которая в данной ситуации могла изменить соотношение сил в пользу преследователей. В конце концов, среди них тоже мог оказаться отчаянный парень, способный вскарабкаться по скале и внезапно оказаться над головами всей четверки. Итак, оставался только один способ защиты – нападение. Тем более что преследователи так или иначе провоцировали путников на какие-то активные действия: швыряли камни на площадку, используя в качестве пращи шелковые пояса, выставляли сомбреро на кнутовищах – в общем, хоть и не причиняли путникам ощутимого вреда, но тем не менее держали их в напряжении: кто знает, не покажется ли вслед за шляпой револьверный ствол?
Но как раз таким моментом и воспользовался дон Диего для того, чтобы резко переломить ход этого маленького сражения. Он встал возле самого выступа и, едва из-за скалы в очередной раз показался край шляпы, резким круговым движением метнул в его сторону длинный ковбойский кнут. В следующий миг он уже подтаскивал к себе упирающегося и беспорядочно размахивающего руками человека. Связать его было делом мгновения, а когда эта процедура благополучно завершилась, дон Диего выставил своего пленника перед выступом так, что тот перекрыл тропу и во весь рост предстал перед своими товарищами.
Дон Росендо следил за происходящим в каком-то странном оцепенении; грохот водопада уже стал настолько привычным для его ушей, что воспринимался как полная тишина, и в ней, в этой тишине, перед его глазами разыгрывалось некое немое действо, чем-то похожее на представления бродячих фокусников, жонглеров и мимов. Но если канатоходец или пожиратель огня рисковал в худшем случае лишь сломать ногу или опалить лицо, то здесь все происходило всерьез и единственной преградой между жизнью и смертью был перехваченный за горло заложник и револьвер, выставленный доном Диего поверх его плеча. Грохот водопада глушил все звуки, но так как ситуация для обеих сторон была предельно ясна, переговоры не имели никакого смысла. Ствол, направленный на скучковавшихся на тропе преследователей, яснее всяких слов говорил, что если хоть один из них осмелится воспрепятствовать продвижению путников к пещере, то выстрел дона Диего пресечет эти намерения в самом зародыше.