Зов любви
Шрифт:
По обычаю предшествующих ночей с пятого на шестое октября Владимир поставил поднос на круглый столик, воплощение мавританского базарного стиля, одиноко стоящий в центре комнаты. Открыв бесшумно бутылку, он направился к двери, учтиво заметив:
– Насколько я знаю, месье сам любит обслуживать свою даму...
– О, да вы уже изучили мои привычки?
– У меня большой опыт, месье...
– И как давно вы здесь служите?
– Я уж и не помню, ну, а если и вспомнить, то особенно хвалиться нечем. Это, конечно, неплохое заведение, но, к сожалению, мы не имеем удовольствия видеть здесь часто таких клиентов, как мадам и месье...
Господин сунул Владимиру в руку сто франков, промолвив:
– Сдачи не надо.
– Вы очень любезны, месье... Позвольте мне пожелать мадам и месье приятной ночи.
Портье ушел тихо, неслышно притворив за собой дверь. Мужчина запер за ним дверь и обратился к своей спутнице, которая оставалась стоять, кутаясь в меха:
– Ну вот, дорогая, теперь мы сами...
Спустившись вниз, Владимир нашел хозяйку, погруженную в мечтания, которая по обыкновению спросила:
– Все хорошо?
– Хорошо, как всегда с ними...
И, показав банкноту, заметил:
– В кассу я должен семьдесят франков: десять за комнату и шестьдесят за шампанское.
Мадам, распознававшая достоинство банкноты с любого расстояния, не преминула сделать заключение:
– Это серьезные клиенты... Если бы все были, как они, то вы, Владимир, могли бы уже скопить достаточно, чтобы оставить наше заведение.
– Вы огорчаете меня, мадам, говоря подобные вещи! Я настолько привык к гостинице, что уже не представляю себя без нее... А сегодня, к примеру, я не уступил бы никому своего места, даже за все золото мира. Минуты, что мы только что пережили, случаются в нашем деле очень редко... Но мадам права: этот господин очень великодушен. И дело не в размере чаевых, а скорее в манере, как он это просто делает, произнеся учтиво: «Сдачи не надо». Сейчас редко встретишь человека, который к деньгам относится спокойно, без алчности. Большинство наших клиентов переспрашивают, даже приходя в третий раз за неделю: «А сколько я вам должен?» Меня так и подмывает ответить им: «С позавчерашнего дня цены на номера еще не поднимались!» Мадам может быть спокойна: я такого никогда не скажу – этого требуют правила нашего заведения.
– До которого часа они у нас будут?
– О, мадам может идти отдыхать... Как я уже говорил, они никогда не уходят до рассвета. Они не из тех клиентов, которые спешат. Да и стоимость шампанского, которую они нам платят, не дает ли она право спокойно пользоваться номером?
– Доброй ночи, Владимир...
– Приятного отдыха, мадам!
Владимир едва успел устроиться в кресле, еще только накрывал ноги своей накидкой, как звоночек раздался снова: Кора, Вечный двигатель, появилась со своим тринадцатым клиентом, объявляя на ходу:
– Мне четырнадцатый.
– Нет! – прохрипел Владимир, покидая уютное теплое кресло.– Я вам уже сказал – номер с глициниями забронирован на всю ночь.
– Сказали, что забронирован, но клиенты могли и не прийти.
– Они здесь.
– Серьезно?
Девица повернулась к своему клиенту и начала ему втолковывать:
– Вот видишь, мой зайчик, в следующую нашу встречу мне было бы приятно, если бы ты забронировал номер на двадцать четыре часа... Ну ладно, Владимир, а нам куда идти?
Князь не сдержался и решил дать хороший урок:
– В седьмой... В номере никто не успел побывать с того момента, как вы обслужили предыдущего клиента.
В
– Не хочешь ли ты снять манто или тебе все еще холодно?
– Я до сих пор мерзну...
– Что с тобой, милая? Ведь здесь натоплено, мне даже душновато.
– Мне тоже... Я не согреваюсь и в то же время как будто задыхаюсь... Я чувствую себя здесь не так, как ты. Скажи, ты счастлив, что мы снова здесь?
– Не более, чем ты... Не могли мы эту ночь провести в другом месте: разве нынче не наша годовщина?
– А ты не думаешь, что эта комедия, которую мы разыгрываем уже три года, может неожиданно закончиться сегодня? Обычно пьесы состоят из трех актов... Близится к завершению третье действие и с его завершением занавес может опуститься окончательно.
– Что это с тобой сегодня?
– Мне как-то тревожно...
– Выпей шампанского: это тебя согреет. Наполнив один бокал, он протянул его девушке:
– Согласно нашему обычаю: из одного бокала... Пей первой: я прочитаю твои темные мысли и разгоню их!
Она медленно отпила и передала бокал, который он допил, и воскликнул, ставя бокал на столик:
– До дна!.. А знаешь, твои мысли не столь темны, как тебе кажется?
Девушка улыбнулась, он подошел к ней и крепко обнял.
– Ален, мне больно!
– Обожаю, как ты говоришь это с акцентом.
– Тебе это нравится?
– Ну, конечно! Без этого чуть заметного акцента ты не была бы моей Хадиджой, а обычной европейской женщиной... Тебе лучше?
– Кажется, да...
Он помог ей снять манто и наполнил второй бокал:
– Выпьем еще?
– Я опьянею. Ты забыл,– я не ужинала.
– Я тоже. Разве мы ужинаем в этот вечер? Все будет, как первый раз и все предшествующие ночи, что мы здесь провели: поедим на рассвете...
Установилось молчание, неожиданное и неловкое для двоих, но которое, как бы тягостно не было, трудно разорвать. Наконец, он нашел повод для продолжения разговора, хотя тему он выбрал совсем неожиданную:
– Ты не находишь интересной эту комнату с ее неизменными еще с нашей первой встречи обоями? Эти глицинии кажутся увеличенной до бесконечности переводной картинкой. И эта кровать, на которой нельзя пошевелиться без скрипа... Послушай...
Подойдя к главному предмету меблировки номера, он дотронулся к кровати и сделал толчок, словно на батуте: комната наполнилась громким, до смешного ритмичным скрипом. Девушка не смогла сдержать улыбку.
– Ну, наконец,– сказал он.– Тебе уже лучше! А теперь, любовь моя, позволь мне отнести тебя на ложе, которое с момента твоего прикосновения к нему превратится в волшебный диван, источник вожделенной неги и сладостных мечтаний...
Он легко поднял ее и бережно отнес на кровать.
– Из номера заурядной ночлежки ты переносишься на роскошные, шитые золотом подушки дворца вечных услад, и для настоящей принцессы, которой ты являешься, будут петь невидимые музыканты в сопровождении магической лютни... Я понимаю, что необходимо незаурядное воображение, чтобы отвлечься от этих глициний на обоях, но ведь у нас с тобой, Хадиджа, фантазии больше, чем у кого-либо... И ты мне сейчас расскажешь одну из волшебных сказок твоей родины, как ты это всегда делала с того вечера, когда мы полюбили здесь друг друга... Видишь, я уже у твоих ног на диване... Я умолкаю и слушаю тебя. Прошу тебя, любовь моя, рассказывай...