Зов ночной птицы
Шрифт:
И вот однажды – в середине пятнадцатого года его жизни – к ним прибыл незнакомец с намерением найти толкового юнца, чтобы обучить его секретарскому делу. По такому случаю были отобраны пятеро самых образованных старших учеников; их выстроили во дворе, и приезжий двинулся вдоль строя, поочередно расспрашивая каждого. Но когда он подошел к Мэтью, первый вопрос был задан мальчиком:
– Сэр, могу я осведомиться о вашей профессии?
– Я мировой судья, – сказал Айзек Вудворд, и Мэтью быстро взглянул на Осли, стоявшего рядом с натянутой
– Расскажите о себе, молодой человек, – обратился к нему Вудворд.
Настало время покинуть приют. Мэтью понял это отчетливо. Пора было расширять горизонты – но даже там, во внешнем мире, он никогда не потеряет из виду это место и не забудет того, чему здесь научился. Он прямо посмотрел в лицо судье, в его тронутые печалью глаза, и произнес:
– Мое прошлое вряд ли будет вам интересно, сэр. Насколько понимаю, вам важно знать, смогу ли я быть вам полезен в настоящем и в будущем. Что касается этого: я могу говорить и писать на латыни. Я также неплохо владею французским. Я ничего не смыслю в судопроизводстве, но я быстро учусь. Почерк у меня разборчивый, память и внимание в порядке, вредных привычек практически нет…
– Не считая раздутого самомнения и чувства, будто он слишком велик для своих штанов, – прервал его Осли.
– Разумеется, наш директор предпочитает штанишки размером поменьше, – парировал Мэтью, по-прежнему глядя в глаза Вудворду. Он скорее ощутил, чем увидел, как Осли застыл на месте, едва сдерживая вспышку ярости; один из стоявших рядом юнцов успел подавить смешок, который мог бы стать для него роковым. – Как я уже сказал, у меня практически нет вредных привычек. Я могу быстро освоить все, что мне положено знать по должности, и секретарь из меня выйдет очень даже дельный. Так вы заберете меня отсюда, сэр?
– Этот мальчишка ни на что не годен! – вновь заговорил Осли. – Он скандалист и лжец! Пшел вон отсюда, Корбетт!
– Секундочку, – промолвил мировой судья. – Если он ни на что не годен, почему вы тогда включили его в число претендентов?
Лунообразное лицо Осли побагровело.
– Ну… потому что… видите ли, я…
– Я бы хотел взглянуть на образец твоего почерка, – обратился Вудворд к мальчику. – Напиши-ка мне… скажем… «Отче наш». На латыни, раз уж ты такой ученый. – Он повернулся к Осли. – Это можно устроить?
– Да, сэр. У меня в кабинете найдутся перо и бумага.
Директор бросил на Мэтью взгляд – который, будь он кинжалом, вонзился бы ему меж глаз по самую рукоятку, – после чего распустил остальных юнцов и направился к своему кабинету.
Когда по результатам испытания мировой судья убедился в том, что Мэтью может быть ценным помощником, они подписали документ о его передаче под опеку мирового судьи, после чего Вудворд заявил, что у него есть еще дела в других местах и что он вернется за мальчиком на следующее утро.
– Я рассчитываю найти этого молодого человека в добром здравии, – сказал Вудворд директору. – Отныне
– Вам не о чем беспокоиться, сэр, – натянутым тоном ответил Осли. – Однако мне потребуется плата в размере одной гинеи за то, что я предоставляю ему кров и стол вплоть до вашего возвращения. Ведь он теперь уже на вашем попечении.
– Резонно.
И полновесная золотая гинея – равная двадцати одному шиллингу, что было непомерно высокой платой за такую услугу, – перекочевала из кошелька Вудворда в протянутую ладонь Осли. Так было заключено соглашение, и такой ценой была куплена безопасность Мэтью.
Тем не менее за ужином в столовую нагрянул один из брутальных прислужников Осли. В наступившей тишине он прямиком направился к Мэтью и сцапал его за плечо.
– Идем со мной, – сказал он, и Мэтью ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Осли сидел за столом в директорском кабинете, где в лучшие времена сиживал Стаунтон. Помещение было замусорено, а оконные стекла покрылись слоем копоти. Осли раскурил длинную трубку от огонька свечи и сказал своему клеврету:
– Оставь нас.
Когда тот удалился, Осли молча продолжал курить, развалившись в кресле и буравя Мэтью темными глазками.
– Мой ужин остывает, – первым заговорил Мэтью, уже одним этим напрашиваясь на розги.
– Ты считаешь себя чертовски умным, да? – Осли затянулся и выпустил дым из ноздрей. – Прямо-таки умник из умников. Но ты далеко не так умен, как тебе кажется.
– Я должен вам ответить, сэр, или вы хотите, чтобы я молчал?
– Молчи. Стой там и слушай. Ты думаешь, что, перейдя под опеку судьи, ты сможешь мне как-то навредить, верно? Может, ты рассчитываешь обратить его внимание на некоторые из моих поступков?
– Сэр, – произнес Мэтью, – могу я порекомендовать вам хороший трактат о логике для чтения перед сном?
– Логика? А это здесь при чем?
– Вы сначала приказали мне молчать, а потом стали задавать вопросы, требующие моего ответа.
– Закрой рот, мелкий недоносок! – Осли в гневе вскочил на ноги. – И хорошенько запомни то, что я сейчас скажу! Моя должность дает мне всю полноту власти в пределах этого учреждения, и я волен управлять им так, как сочту нужным! В том числе поддерживать порядок и назначать наказания, как сочту нужным!
Осознав, что вот-вот потеряет контроль над собой, Осли снова сел в кресло и уставился на Мэтью сквозь клубы сизого табачного дыма.
– Никто не сможет доказать, что я пренебрегал своими обязанностями либо проявлял излишнее рвение, применяя свои методы, – продолжил он уже без надрыва. – Не сможет по одной простой причине: потому что этого не было. Мои действия, все вместе и каждое по отдельности, были всегда направлены на благо моих питомцев. Ты с этим согласен или нет?
– Полагаю, вы сейчас хотите, чтобы я заговорил?