Зов Оз-моры
Шрифт:
И вот у Варвары быстро забилось сердце, и её будто бы свели судороги. Затем она обмякла, по всему её телу растеклось блаженство – и вскоре она ощутила в себе тепло семени мужа.
Денис отдышался и поцеловал жену.
– Как же лепо у нас всё вышло! Зря ты страшилась.
Варвара молчала, пытаясь осмыслить испытанные ей ощущения.
– Оцю пара мяльса 14 ! – наконец, сказала она. – Не было у меня такого. Не было с Паксяем. Ни разу! Подруги о том гутарили, сёстры гутарили… а я не знала: верить –
14
Оцю пара мяльса (мокш.) – необыкновенно приятно, потрясающе.
Она погладила свой живот.
– Зачнёшь? – понял Денис. – Мечтала о ребёнке?
– Ага.
– Выходит, была замужем?
– Выходит… – созналась она. – Два года жили. Два года! Но я так и не… не…
– Не понесла?
– Не я виновата! Не я! Паксяй виноват! Шкай вырубил его из трухлявого пня. Молодой был, а трухлявый. Не хочу помнить!
– Он погиб?
– Да! Татары убили! Видела мёртвого. Не подошла! Над отцом плакала, над матерью, над сёстрами… Над Паксяем не плакала. Плохо я жила у него. Плохо!
– Много бил тебя?
– Не бил. Совсем.
– Правда не любил, значит, – заключил Денис.
– И ублажить не мог. Тоска с ним был.
– Чего ж так жила-то? – прыснул Денис. – В деревне других мужиков не было?
– Паксяень родня зорко следил. Вот я и не бегала. От тебя тем паче не побегу. Ты мне люб. Грубый вид, но люб.
– Паксяй был красивее меня?
– Да, – стыдливо ответила она. – Толку-то!
Денис вспомнил, как Варвара примеривалась к нему в избе Путилы: изучала, оценивала…
– Я-то думал, это Быков тебя невинности лишил.
– Нет. Путила Борисович не трогал. И сам не трогал, и стрельцов отгонял. Для тебя берёг! Он тоже из крепкого дерева. Честный, храбрый, хороший.
– Неужто? – удивился Денис. – Многие зовут его зверем.
– Он свой Моску любит. Злодейства ради Моску творит, – возразила Варвара.
– «Свою Москву»? Ты, выходит, Русь своей не считаешь?
– Пока нет, – уклончиво ответила она.
– Что тебе тут не по душе?
– У вас жён много бьют. У нас не так. Ты меня не бьёшь? Не хочу!
– Попробую, – улыбнулся ей Денис.
– Зачем тогда нож? Что делаешь?
– Встань и принеси мне кошель! – приказал он.
Она послушно поднялась с перины, нашла кожаный мешочек с ножом и подала мужу. Денис чиркнул лезвием по затянувшейся ранке на своём предплечье и дождался, когда кровь начнёт капать на простыню. Варвара вскрикнула.
– Для чего?!
– Тише! Пусть все думают, что ты вышла замуж девицей.
– Ты ранил себя ради меня? – потрясённо прошептала она.
– Уймись! Ну, разбередил царапинку… Дай скорей срачицу! «Отче наш» ведь не успеешь прочесть, а кровь уже остановится.
Варвара подобрала с пола скомканную ночную сорочку. Денис приложил её к порезу.
– Перевяжи меня.
Варвара, нашёптывая что-то на языке мокшан, облизала ранку мужа, приложила к ней лист подорожника,
– Ты надёжный! – улыбнулась она Денису. – С тобой хорошо. Опять хочу… ну… чего не дарил Паксяй…
– Кончить снова хочешь?..
Но тут отворилась дверь, и в чулан заглянул Фёдор.
– Чего это вы растелешились? – покачал головой он. – Вдруг поп Яков узнает? Не оборётся?
– Так не говори ему, – резко ответил Денис. – Скажи, в рубахах тешились.
– Всё ладком?
– Ладней не бывает, – Денис бросил ему сорочку с кровавым пятном. – Так и доложи гостям.
– Скоро выйдете?
– Больно было Варваре. Пусть отдышится, охолонёт.
– Чего у тебя с рукой?
– Будто не знаешь? – усмехнулся Денис. – Поранил возле Тонбова, а сейчас молодка царапнула ногтем, раскровила ранку…
Фёдор закрыл за собой дверь и побежал к гостям, размахивая окровавленной рубахой.
– Крови будь здоров! – громко и важно произнёс он. – Пока не зовите молодых. Пусть Варя полежит, очухнётся.
Гости понимающе закивали и продолжили трапезничать.
Варвара тем временем взяла Дениса за руку и притянула к себе:
– Ты мне люб!
– Какая ж ты охочая! – в шутку шепнул он.
Она же ответила серьёзно:
– Несчастная была. У Путилы голодала. С Паксяем постилась. Пякпяк 15 голодна. В паде волки воют!
15
Пякпяк (мокш.) – очень сильно, нестерпимо.
– Упрею я с тобой! – усмехнулся Денис и обнял жену…
Насытившись, Варвара положила голову мужу на грудь и долго ничего не говорила, лишь посапывала. Денис лежал и даже не шевельнулся, пока жена не отдохнула и не поднялась с ложа.
– Пякпяк хочу петь! – сказала она, одеваясь. – Тебе петь.
– Куда ж деться, ежели пякпяк?.. – улыбнулся ей Денис.
Тесовые стены чулана не стали преградой для высокого, сильного, но в то же время нежного и солнечного голоса. Он лился, как свежий лесной мёд, заполнил пространство вокруг дома, обволок изумлённых стрельцов и их жён, выплеснулся за пределы двора… Скоро на звуки песни сбежались соседи и случайные прохожие. В ней они не понимали ни слова, но это и не нужно было, чтобы наслаждаться пением Варвары.
Когда она замолчала, стрелецкие жены начали греметь сковородками: «Выходите к нам, молодые!»
– Ну, ты и звенела! – улыбнулся Денис жене. – На весь Козлов!
– Тише не могу. Радость изливается. Я больше не одна.
Варвара вышла к людям уже не в целочнице, а в вышитой рубахе из выбеленной поскони и подоткнутой под пояс чёрной понёве – знаке замужества.
– Какой мощный у тебя голос! И какой красивый! И как искусно ты поёшь! И какой счастливой была твоя песня! – закричали гости навстречу ей. – Видно, полюбился тебе муж.