Зов западных рек

Ламур Луис

Маклем, или кто-то, на кого он непосредственно работает, явно верит, что я знаю больше, чем знаю. Побоялся, не доставлю ли я ей конкретных фактов, и решил принять меры.

На Речной улице, очевидно, карауля меня, бездельничал Батлин. Поплелся навстречу.

— У тебя как будто возникли проблемы, — сказал он.

— Никаких проблем.

— Но в гостинице мне сказали, что на тебя наскочило двое уголовников.

— А, эти! — Я ухмыльнулся ему. — Ерунда, вот когда я попробовал предостеречь мисс Мейджорибанкс против Маклема,

то-то поднялась буря!

И вкратце рассказал подробности. Батлин молча стоял и слушал. Умел слушать Батлин, не забывал услышанного, но что ценнее всего, как я начинал понимать, он знал, каким образом на основе услышанного действовать. Знаниями обладают многие, но редко кто способен с пользой их применить.

— Так что будем делать? Жобдобва места себе не находит.

— Хочу потолковать с Макейром. Найди его, ладно? А я переоденусь.

В моей комнате меня встретила тишина. В окно можно было видеть «Западный механик». Я достал из заплечного мешка подзорную трубу и принялся изучать пароход в деталях.

Человек стоял на лодочке-однопарке и закрашивал название. По трапу поднималось сразу несколько носильщиков с ящиками и тюками. У Маклема время зря не пропадало.

Неподалеку от сходней остановился фургон, запряженный двумя лошадьми. Сзади фургона свисал брезент. Под моим взглядом несколько человек окружили экипаж, все к нему спиной. С борта спустилось шестеро здоровяков. Брезент сзади подняли и вынули длинный ящик, потом еще такой же и еще.

Здоровяки понесли ящики вверх по сходням рысью, а те остальные все время оставались настороже, поглядывая на все четыре стороны, внимательные, словно кошки.

От Речной их заслоняли пакгауз и штабеля леса, и только моя позиция на втором этаже таверны и зрительная труба предоставили мне шанс видеть происходящее.

Наблюдая, я считал вслух:

— Три, четыре, пять… шесть, семь… восемь.

И еще не все. Десять продолговатых ящиков, самое малое, и спрашивать, что в них может лежать, мне не надо. Я видел такие раньше. Двенадцать винтовок в каждом. Или больше.

В дверь тихонько стукнули, и вошел Батлин. Передавая ему трубу, я показал на фургон с брезентом, как раз отъезжающий. На его место подтягивался другой, и началась выгрузка. В точности тем же порядком.

— Что скажешь? — спросил я.

Обернулся ко мне.

— Ружья?

— Несомненно. В первом привезли по меньшей мере сотню.

— Так что, по скромной оценке, на борту сейчас двести стволов или сверх того. Огневая мощь не из слабых.

— Макейра нашел? — напомнил я.

— Не-а. Нету его нигде. Пока нет.

Мы замолчали. Второй фургон освободился от груза и уехал. Теперь вокруг парохода-дракона продолжалась лишь обычная возня.

— Что предпримешь? — осведомился Батлин.

Предпринять я не мог ничего. Табита Мейджорибанкс не захочет, чтобы я находился на пароходе, и, уж конечно, я не стану служить под командой Маклема.

Чему суждено случиться, случится без задержки: ведь судно отплывает на Запад через день либо два, по всей вероятности.

— Ничего, — сказал я. — Поищу работу.

Батлин хлопнулся в кресло и задумчиво уставился в окно.

— Прекрасная девушка, — пробормотал, — отменное достоинство.

Я внутренне сжался. Сознание затапливал стыд. Да, все, что говорит Батлин, верно. На память пришла посадка плеч, как выглядела ее спина, когда она удалялась от меня. Но я знал: девушка терпеть меня не может, и с отменным достоинством у нее сочетается отменно дьявольский характер.

Так я и высказался. Батлин в ответ хохотнул.

— А ты чего хочешь? Чтобы чайник закипел, надо, чтоб огонь горел.

Глядя в подзорную трубу, я проследил, как на пароход всходит человек, задерживается у фальшборта. Полковник Маклем. Мои руки сжались в кулаки.

Но кулаки не подходящее против него оружие. Если браться за Маклема, то с умом, и не замутненным эмоциями, ибо я уверился в одном: этот человек думает. Постоянно.

И каждая мысль его сводится к тому, как бы уничтожить тебя, как бы причинить тебе боль.

Глава 11

На верфи затруднений я не имел. Суда строились, и работники были нужны. Балки нарезались механической пилой с приводом от водяного колеса, но многие из них нуждались в дополнительной обработке, а я управлялся с топором и теслом получше среднего. Взяли меня тут же.

В тот же день пополудни мой босс, Джон Дил, подошел к месту, где я работал, и пошвырялся ногой в щепках, снятых мной с отделываемой детали. Щепки были почти одна в одну, а поверхность дерева — гладкая, точно после полировки.

— Хорошо работаешь, — негромко произнес он. — Строил корабли когда-нибудь?

— Это моя профессия, — сказал я. — Я построил три шхуны, баркентину, несколько бригов, а рыбацкие посудины не считал.

— Так я и думал. — Понаблюдал некоторое время, как я работаю. — Мосты наводил?

— Не один… Амбары тоже ставил.

— Нам заказали пароход. Длина сто двадцать пять футов, главная палуба, каютная палуба и рубка.

Я оперся на топор.

— Здесь будете строить?

— Да. Хочешь, будет твое задание.

— То есть я буду руководить?

— Я следил за тобой. Сумеешь. Я хочу поручить дело человеку, который любит свою работу, любит материал, с которым работает, и инструмент в своей руке.

Именно то, чего я хотел. Зачем пришел на Запад. И вот оно само идет в руки. Сто двадцать пять футов — внушительный кораблик, и, спустив его на воду, я смогу диктовать свои условия. Чего я жду?

— Разреши, отвечу завтра. Мне надо прикинуть, что нужно будет сделать и как к этому приступиться.

— Подойдет. Где моя контора, ты знаешь. Надумаешь чего, приходи.