Зовем вас к надежде
Шрифт:
Линдхаут пристально смотрел на него. Номер 9 внезапно покачнулся, оперся спиной о стеклянную стену клетки, морда исказилась в гримасе, голова упала вперед, туловище поползло вниз. Номер 9 счастливо захрюкал.
— Черт побери, — сказал Линдхаут. — Что тут произошло? — Он посмотрел на Габриэле Хольцнер.
Яркое солнце освещало большую лабораторию, позолотив и черные волосы девушки. Было 13 мая 1967 года, почти 11 часов, и уже очень тепло, очень тепло для середины мая.
— Я не знаю, я не могу это объяснить, господин профессор…
Габриэле, как и Линдхаут, в белом халате, выглядела несчастной.
— Я сделала все правильно! — воскликнула она, имея в
— Кто говорит, что вы сделали что-то неправильно? — Линдхаут взъерошил свои спутанные, уже совершенно седые волосы. — Я только спросил…
Он не договорил, потому что Габриэле тихо вскрикнула и в возбуждении показала рукой на одну из многочисленных клеток в лаборатории.
— Номер четыре! — воскликнула она. — Вы только посмотрите, профессор! Номер четыре!
Линдхаут выругался.
И номер 4 начал нажимать на клавишу в своей клетке.
Номер 4 и номер 9 были макаки-резус — во всех 24 клетках лаборатории находились макаки-резус. От мышей как подопытных животных Линдхаут отказался, когда в 1967 году ему в первый раз посчастливилось изготовить антагонистическую субстанцию, которая действовала значительно дольше. Срок ее действия составлял сорок восемь часов. Но и это время казалось все еще недостаточным для применения на зависимых или находящихся под угрозой зависимости людях. Для Линдхаута же эта АЛ 1051 была счастливым случаем особого рода, потому что в 1967 году он как раз собирался прервать поиски антагонистов для применения их в медицине и снова вернуться к исследованию болеутоляющих средств. После первого успеха в 1946 году он в течение двадцати одного года с энергией и ожесточением одержимого безуспешно занимался поисками субстанции, лучшей, чем его АЛ 203 и АЛ 207, длительность действия которых как средств, блокирующих морфий, составляла смешные два часа.
Маленький успех после двадцати одного года жизни, наполненной работой, вселил в Линдхаута столько мужества, что он продолжал работать — теперь уже с обезьянами.
3
Подопытным животным обычно делались одна или несколько инъекций испытываемых средств, причем внутривенно. При этом иглы оставались в венах и были связаны с маленькими имплантированными электронными приборами и емкостями с большим количеством средства. Нажимая на относившуюся к емкости маленькую пластмассовую клавишу, выступавшую из кожи, обезьяны могли вводить себе дополнительные дозы субстанции, если испытывали такую потребность. Электронные приборы через маленькие передатчики регистрировали это световыми сигналами на настенной доске. Само собой разумеется, что это проводилось в случаях с морфием, героином и другими препаратами, вызывающими зависимость. Это делалось и тогда, когда вводились некоторые болеутоляющие средства, в отношении которых еще совсем недавно считалось, что они зависимости не вызывают.
Ассистентка Линдхаута Габриэле, фамилия которой теперь была уже не Хольцнер, а Блейк, и он сам привили всем двадцати четырем обезьянам зависимость от
Потом произошло непостижимое: обезьяна номер 9 ввела себе субстанцию 1051! Затем то же самое сделала номер 4! В течение последующего получаса, то есть до 11 часов 30 минут 13 мая 1967 года, многие из двадцати четырех подопытных животных — приблизительно две трети — также приводили в действие клавиши на своих руках. При подобных испытаниях не все животные вели себя таким образом — всегда примерно только две трети. Именно это обстоятельство и повергло Линдхаута в такой ужас.
Линдхаут выбежал в коридор, чтобы позвать Джорджию, работавшую в лаборатории неподалеку. Наблюдая вместе с Линдхаутом за тем, что происходило, Джорджия производила какое-то странно отсутствующее, незаинтересованное впечатление.
В полдень этого дня Джорджия, Линдхаут и Габриэле сидели на табуретках вокруг стола в центре лаборатории, в окружении двадцати четырех обезьян, большинство из которых, после окончания действия 1051, нажатием на клавиши вводили себе новые дозы этой антагонистической субстанции — первой, действовавшей значительно дольше, которую Линдхаут нашел после двадцати одного года ожесточенной работы.
Наконец Линдхаут нарушил тишину:
— Теперь вы поняли, что это означает?
Габриэле подавленно кивнула.
Джорджия даже не пошевелилась. Она разглядывала стену, как будто не слышала, что говорил Линдхаут, как будто ее вообще здесь не было. Ее бледное лицо не выражало ничего, ее взгляд был направлен в загадочную даль. Ее прекрасный рот выражал печаль, которая вывела Линдхаута из равновесия:
— Джорджия!
Она вздрогнула:
— Что?
— Это я тебя спрашиваю! — в возбуждении крикнул он. — Что с тобой происходит? Я наблюдаю это уже некоторое время!
— Что ты наблюдаешь? — спросила она, теперь явно испуганная.
— Что ты в последнее время очень изменилась, — сказал Линдхаут.
Габриэле встала и покинула помещение.
— Чепуха, — сказала Джорджия.
— Нет, не чепуха! — закричал Линдхаут. — Я уже давно собирался поговорить с тобой! Сейчас мы одни — Габриэле тактично вышла. — Он склонился над женщиной с красивыми каштановыми волосами. — Я люблю тебя, Джорджия. Прости мне мое волнение и то, что накричал на тебя.
— Конечно, я прощаю тебя, — равнодушно сказала она. — Впрочем, прощать нечего.
Линдхаут становился все более возбужденным и беспомощным. Теперь он вскочил на ноги:
— Как ты говоришь, Джорджия! Как ты сидишь! Как ты реагируешь…
— Как я реагирую? — Она печально посмотрела на него.
— Я тебя не понимаю, — сказал он и стал быстрыми шагами ходить взад-вперед. — Это длится уже месяцы, и становится все хуже. Ты почти не разговариваешь. Дома ты часами стоишь у окна и смотришь в парк. Ты больше не читаешь газет. Когда мы с Труус смотрим телевизор, ты идешь спать и часто забываешь пожелать доброй ночи. Моя работа тебя больше не интересует! Вспомни, как это было раньше! И как сейчас? Когда я тебя целую, ты просто терпишь это. Уже несколько месяцев ты больше не целуешь и не обнимаешь меня. Ты даже не замечала, что я несколько раз приходил к тебе в спальню, потому что ты была мне нужна… но…