Зови меня Златовлаской
Шрифт:
В раздумьях я провела почти два часа и, сообразив, что скоро мама придет с работы, решила отварить сосиски с гречкой. Поставив кастрюлю на плиту, я услышала телефонный звонок. Это был отец. Он звонил мне первый раз с тех пор, как ушел из дома. Я поморщилась и, выключив звук, положила мобильник экраном вниз. Нам не о чем было с ним разговаривать.
Когда мама пришла домой, то выглядела как обычно: аккуратно уложенные волосы, безупречный макияж, брючный костюм по фигуре. Единственным, что выдавало ее горе, были глаза. Они были потухшими, безжизненными и очень грустными.
Мама
Я медленно приблизилась к маме, крепко обняла ее и прошептала на ухо:
— Мамочка, я тебя очень люблю. Потерпи, все наладится, вот увидишь. Со временем станет легче.
Мама попыталась улыбнуться и с силой стерла слезы с лица.
— Я знаю, Сашенька, прости, что я расклеилась. Весь день на работе пыталась держать мину, делать вид, что все хорошо. А как пришла домой, так навалилось.
Я понимающе похлопала маму по плечу. Через несколько минут она успокоилась, а затем ушла в свою комнату. За вечер я пару раз подкрадывалась и проверяла, не плачет ли она. Мама держалась и, как всегда, сосредоточенно смотрела в компьютер. Однако ночью, сквозь сон, мне казалось, что я слышу ее тихие всхлипы.
За всю неделю я так и не набралась смелости признаться друзьям в том, что происходило в моей семье. Они воспринимали мою подавленность как следствие нападения и старались быть чуткими и внимательными.
Все это время я постоянно думала о Владе. Мысли о нем стали настоящим наваждением. У меня был его номер телефона. Почему я не могла написать или позвонить ему, если мне так этого хотелось? Умом я понимала, что он, скорее всего, будет рад моему звонку, но израненное сердце и подорванное доверие к мужчинам останавливали. Я замусолила салфетку с заветными цифрами настолько, что они стали еле заметными. Опасаясь, что они пропадут совсем, я сохранила его номер на мобильник.
В последний день учебы перед каникулами, поднимаясь по ступенькам школы, я увидела на стенде яркую кислотно-зеленую листовку. Она гласила о том, что в субботу в клубе "Буйвол" состоится выступление группы "Абракадабра".
— Пойдешь? — раздался веселый голос Булаткина за моей спиной.
— Не знаю, — вздохнула я.
— Да брось! Будет весело, все наши идут.
— Я смотрю, у тебя сегодня хорошее настроение, Антон?
Булаткин замялся, но я-то видела, что он очень хочет мне что-то рассказать и еле сдерживается.
— Давай колись! — я подтолкнула его в бок.
— Иду я, значит, вчера после тренировки домой, и тут вижу: сидит на бордюре Кира. Кира Милославская. Сидит и чем-то огорчена. Я ей, мол, куколка, какие-то проблемы?
— А на самом деле что сказал? — перебила я.
— На самом деле я что-то невнятно проблеял, узнавая, могу ли я быть ей полезен. Она
— Ха-ха, вот это больше похоже на правду!
— Так вот, выяснилось, что она сломала каблук или сапог порвался. В общем, идти она не может и ждет, пока сестра вернется из музыкальной школы и принесет ей другую обувь.
— И ты на руках донес ее до дома, чтобы ей не пришлось ждать сестру?
— Черт, почему эта идея не пришла мне в голову!
— Так что ты сделал?
— Я сгонял домой и принес ей мамины ботинки.
— Серьезно?
— Да, они ей были впору. И проводил до дома, как настоящий джентельмен.
— Номерок взял?
— Я не смог, Саш, не смог. Ты бы знала, как у меня потели ладони, когда я с ней разговаривал. Она очень красивая, а какие у нее глаза.
— Ага, конечно, глаза, — усмехнулась я.
— Да, именно так, — насупился Антон. — Я понимаю, к чему ты клонишь. Фигура у нее бомбическая, но глаза действительно прекрасны.
Мой друг совсем раскис. Я не припоминала, когда в последний раз он так восторженно отзывался о девушке. Хотя, думаю, Милославская с ее "глазами" вызывала похожие чувства у большинства мальчишек-старшеклассников.
В субботу я отпросилась у мамы в клуб, чтобы посмотреть на выступление Ревкова. Она с удивительной легкостью отпустила меня, видимо, считая, что мне нужно отвлечься от мрачных мыслей об отце.
Он забрал большинство своих вещей на неделе, однако не переставал названивать мне каждый день. Мама сказала, что не запрещает мне с ним общаться, ведь он по-прежнему мой отец. Но я сама не хотела. Я ненавидела его всею душой за те страдания, которые он причинил нам с мамой ради собственного удовольствия.
Вечером я стала собираться в клуб и впервые за всю неделю ощутила желание нарядиться и быть красивой. Я никогда раньше не была в "Буйволе", но слышала, что там крутили хорошую танцевальную музыку. Поэтому, отодвинув в сторону туфли, я отдала предпочтение новым белым кедам. Они, конечно, были не по погоде, но до клуба мы собирались доехать на такси, поэтому вряд ли бы я успела замерзнуть. Я планировала плясать от души, потому что считала танец лучшей терапией от душевных ран.
Официально в клуб пускали только с восемнадцати, но заплатив тысячу рублей, можно было попасть в список приглашенных гостей. Что мы, конечно, и сделали.
Ада с Антоном заехали за мной на такси. Снаружи "Буйвол" не представлял ничего примечательного: серое здание в центре города с неоновой вывеской. Но, оказавшись внутри, я сразу прониклась атмосферой свободы, молодости и дерзости.
Клуб представлял собой огромное помещение с довольно большой сценой и широким танцполом. Справа от танцпола находился длинный светящийся бар, а напротив возвышалась уютная VIP-зона со столами и мягкими бархатными диванами. Посреди танцпола стояли вышки, на которых грациозно двигались едва одетые танцовщицы go-go. Народу было очень много, мы едва протолкнулись к бару, чтобы купить себе по бутылке воды, которая стоила аж двести рублей.