Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века
Шрифт:
– Девочка моя! Ни в коем случае я не допущу, чтобы ты жертвовала собой ради меня!
– Почему – ради тебя, мама? Не думай, что я маленькая девочка, начитавшаяся поэтов. Я много анализировала, и я знаю, что многими победами наша страна обязана именно тебе.
– Отец тоже добыл немало побед!
– Да, военных. Но что касается политики, то… Если хочешь, я считаю, что ты обладаешь чутьем, мама. Давай будем называть это именно таким словом. Так вот, твое чутье подсказывает тебе, что именно будет лучше для страны. Может быть, даже не сейчас, а потом, когда будут жить наши потомки. Отец же видит только то,
– Девочка, но ты понимаешь, без любви…
– Мама, – рассудительно ответила дочь, – отец может мне найти куда более неподходящего жениха. Ты же понимаешь, породниться с Великим Султаном мечтает каждый. Это может стать какой-нибудь противный старик или кто-то глупый. Или страшный. Кого я уж точно не смогу полюбить. Я хочу Рустема-пашу. И, кстати, я уже поговорила с отцом. Он не против, если одобришь ты.
– Девочка, женщина полюбит мужчину, если он любит ее. Конечно, Рустем-паша будет к тебе ласков и внимателен, но…
– Мама, Рустем-паша уже любит меня.
Когда она успела?
– Он выполнял некоторые мои поручения, касающиеся фонда.
Господи, она воспитала интриганку! Которая, возможно, добьется результатов куда больших, чем она сама, Хюррем-Роксолана. Потому что она… меньше связана нравственным чувством, что ли? Разве сама она, Хюррем, смогла бы так? Ведь сперва она по-настоящему полюбила Сулеймана, а потом…
А потом начала манипулировать им, ведь так?
Нет, не так! Она никогда не манипулировала! Она…
– Мама, ну, я прошу тебя! Рустем-паша будет лучшим мужем для меня!
Хюррем дала свое согласие, и через два месяца состоялась грандиозная свадьба, по пышности многократно превзошедшая пышность свадеб всех тетей Михримах, взятых вместе.
На свадьбе присутствовали все сестры Сулеймана; сперва он не хотел видеть Хатидже, но потом все же согласился на уговоры жены. Хатидже приехала с поджатыми губами, но держала себя пристойно.
Прошло несколько лет.
Предсказание Михримах сбылось: через пять лет Рустем-паша стал Великим визирем.
Он и в самом деле стал надежным союзником Роксоланы, многие ее идеи были воплощены в жизнь именно благодаря ему.
Но с возрастом Сулейман становился все менее и менее склонным к экспериментам. Он по-прежнему оставался сильным и справедливым правителем; он еще расширил и укрепил границы державы, но все действия, которые не предполагали эффекта в ближайшем будущем, вызывали у султана подозрения. Чаще всего он отклонял такие идеи.
Если отправить посольство в Москву и заключить соглашение с Францией, благодаря которому османский флот получил право базироваться в Тулоне и Марселе, он согласился после достаточно недолгих раздумий, то все намеки на то, что нельзя слишком уж давить Венецианскую Республику дополнительными налогами, поскольку это может привести к войне. К тому же он снова собирался двинуть войска против Австрии, направив экспансию страны на запад и север. Это могло привести – и привело в той, другой, известной ей истории, – к созданию Священной лиги, призванной противостоять османской экспансии. Но Сулейман не хотел думать о том, что может
А Хюррем – она как раз вынашивала все более и более глобальные планы. Происходившие с миром изменения, вызванные к жизни ее волей, вдохновляли ее на еще более глобальные изменения. Сейчас, когда дети уже были почти взрослыми и не требовали столько внимания, ей уже не на что было отвлекаться от политических игр – и они захватывали ее все сильнее и сильнее.
Это все чаще нервировало Сулеймана. Вообще, после гибели Ибрагима он изменился, причем достаточно заметно. Нет, он по-прежнему любил свою «маленькую Хюррем», но стал куда более несдержанным, нервным. Все чаще он выказывал ей свое недовольство – а потом прибегал мириться и заглаживать свою вину.
Она сперва обижалась, потом, случайно прочтя стихи мужа, посвященные казненному по его приказу другу, поняла – и постаралась реагировать спокойнее.
Но те отношения, которые длились долгие шестнадцать с лишком лет, были смертью Ибрагима если не разрушены, то основательно подпорчены.
Порой у Хюррем мелькала мысль, что, случись с мужем что-то и сядь на престол сын, Ильяс, – она получила бы куда больше поддержки. Она ни разу не произнесла вслух этой крамольной мысли, но беда в том, что дети ее выросли слишком умненькими и глазастыми. Они все замечали, они были привязаны к матери сильнее, чем к отцу, они были приучены мыслить и действовать самостоятельно – и в один момент страшное пророчество сестры Сулеймана, Хатидже-султан, стало явью.
Глава 26
– Матушка, вы чем-то обеспокоены?
Хюррем поморщилась.
– Матушка, – Ильяс склонился к ее руке, – вы обеспокоены. Я же вижу. – Повзрослев, старшие сыновья стали обращаться к ней на «вы», как того требовал этикет; не соблюдали это правило только Джихангир, который еще не мог считаться взрослым, и Михримах, которой на этикет, похоже, было просто наплевать.
Все дети отдавали предпочтение ей, а не Сулейману. При этом на нее – не внешностью, а характером – более всех походила именно Михримах. Жаль, что нельзя было сделать преемницей отца именно ее. И из Ильяса, и из Сулеймана-младшего могут получиться неплохие правители. Неплохие – но не великие. А Михримах умела просчитывать ходы далеко, и упорства ей было не занимать.
– Помните, вы собирались поговорить с отцом по поводу льгот для Венецианской республики?
Она покачала головой.
– Отец не согласен.
Боже, какой взгляд! Просто прожигает насквозь. Это в нем от Сулеймана.
На секунду у нее сжалось сердце. Она ведь по-прежнему любила мужа! В данной ситуации его упрямство ей очень мешает, но ничего с этим не поделаешь. По большому счету, она не должна была даже обсуждать эту ситуацию с детьми. Она немедленно почувствовала себя предательницей.