Зрелые годы короля Генриха IV
Шрифт:
Испанцы тем временем осадили фламандский город Остенде, и потому Генриху нужно было припугнуть своих заговорщиков. Его друг, королева Англии, в ту пору настоятельно предлагала ему вместе помочь Нидерландам. Наступательный союз, Елизавета не щедра на них. Однако именно сейчас он не вправе покинуть свое королевство. Стоит ему повернуться спиной, как они поднимут бессмысленный мятеж, никакое вражеское вторжение не отпугнет их. Король один едет на побережье. Один взбирается на крепостную стену в Кале, прислушивается к пушкам Остенде; он грызет себя, ему горько его бессилие.
После того как он долгими трудами и стараниями сделал
По ту сторону пролива, в Дувр, в этот самый день прибыла королева, его союзница, и ждала слова, которое он не смел вымолвить. Ее корабли отчалили бы, если бы он двинул свои войска. Но эти войска нужны были ему против измены. Елизавета написала ему, чтобы он изловил и казнил всех изменников и в первую очередь своего маршала Бирона. Он сказал:
— Она ученая, она знает толк в заговорах и лечит измену по способу хирургов, топором. Я не могу с ней состязаться, ибо я испытал не раз, что насилие не решает ничего. Решает лишь любовь.
Он думал: «Из двух моих жен я не люблю ни одной. Отсюда их обман. Я купил их, королеву так же, как маркизу. Обманывая меня, они хотят забыть свое унижение. Женщины, которые наставляют нам рога, отстаивают свою личность. Хорошо это или плохо? Кто не любит их, может отвернуться. Но Бирон? Его я любил и спасти его хочу еще сейчас. Нелегкое это будет дело, наперекор моему другу, королеве Английской, наперекор моему начальнику артиллерии».
Воротясь из путешествия, он отправился в арсенал — не с радостным чувством; то, что он намеревался открыть, не было почетно ни для его власти, ни для его имени.
Рони отнюдь не разделял недоумения своего государя по поводу измены, бессмысленной измены, которая никак не могла пойти на пользу изменникам и была лишь посягательством на общее владение, на общую землю. Не король лишится власти, а погибнет страна, нация! Разве не вопиет это против разума? Не говоря уж о долге совести.
У верного слуги были свои соображения. Тому, кто на вершине могущества, трудно понять, почему на него покушаются. Так просто объяснил все Рони. Его удивляло лишь, откуда король узнал столько подробностей. Однако он коснулся самого больного места, упомянув о господине д’Этранге, отце маркизы. Генрих тотчас прервал его.
— Против него у вас нет улик. Наоборот, маркиза сделала все возможное, чтобы осведомить меня.
Только это и желал услышать министр, он про себя решил произвести обыск как у дочери, так и у отца. Генрих, успокоившись насчет своей маркизы, потребовал отсрочки для своего Бирона.
— Во-первых, он не в нашей власти, ведь у него самого есть войско и пушки.
— Тогда мы отнимем у него пушки, — пообещал неподкупный.
— Желаю успеха, — сказал
Однако неподкупный требовал головы маршала Бирона. Под конец у Генриха на лбу выступил холодный пот, так судорожно боролся он за своего заблудшего друга.
Неподкупный спокойно и четко, как всегда:
— Вы знаете, сир, что вам нельзя выступать с армией во Фландрию. За вашей спиной немедля вспыхнул бы вооруженный мятеж.
— Ваша правда. — Генрих сразу стал хладнокровен, как его верный слуга. — Мой друг, королева Англии, советует мне снести голову всем моим заговорщикам: так поступила она со своим собственным любимцем Эссексом.
— Это истинная правда, — подтвердил начальник артиллерии. — Первый, кого вы должны обезглавить, — Бирон.
— Его судьба решена, — заключил Генрих. — Он отправится послом в Лондон, он сообщит моему другу, королеве Англии, что я вступил в брак. Воротится он оттуда другим человеком.
В этом Рони сомневался; однако он понял, что король сказал свое последнее слово.
Бирон действительно поехал в Англию, старая королева восхваляла перед ним его государя. Один лишь порок есть у короля Генриха — мягкость.
— Расскажите-ка ему, как поступают с изменниками.
Она показала послу некий предмет за окном; он постоянно у нее перед глазами, чтобы она могла созерцать его, это голова молодого Эссекса, которого она любила. Остались одни кости, но Бирон привык к черепам, он боится их не больше самой Елизаветы. Елизавета видела, ни страшное зрелище, ни ее предостережения, ничто не действовало на Бирона. Об этом она написала королю Франции, прежде чем Бирон успел вернуться.
Во время его отсутствия один из его агентов донес на него, так что сам предатель оказался преданным. Его соумышленники перестали верить ему, когда он выступил в роли королевского посла. Они поняли: король все знает и донимает их встречными ударами; ни с того ни с сего отбирает у них городской налог. Откуда же вельможе взять средства, чтобы вести войну даже против короля, если народ перестанет платить налоги? Страх пронизал их до мозга костей, и они отправились в королевскую резиденцию, не ожидая, чтобы Генрих явился к ним. Могущественный герцог д’Эпернон заверял господина де Рони, хотя тот был всего лишь министром, что у короля нет причин созывать тайные совещания, никто не помышляет о бунте. Начальник артиллерии предложил ему повторить свои слова самому королю, но именно на это никто уже не отваживался.
Ненависть к королю разжигалась преимущественно среди протестантов: король будто бы намеревался лишить гугенотские крепости субсидий из собственной казны. А вместо этого собирал у себя в арсенале пушки, чтобы сокрушить все вольности как той, так и другой веры. Крупнейший из заговорщиков сам был протестант, это Тюренн, ныне герцог Бульонский, богатый владетельный князь, его гордыни не сломить ничем. Некогда он был беден, вместе с Генрихом, и будущее короля казалось не надежней его будущего. Спутник тощих лет менее, чем кто-либо, способен соблюдать меру, когда наступят тучные годы. Как другой бедняк прежних времен будет стоять над ним? Этот король — враг каждого независимого князя в королевстве, особенно из числа тех, что исповедуют истинную веру, он не знает благодарности к своим протестантам за прежние битвы. Этим словам верили, ибо так говорили те, кто владел чем-нибудь, чаще всего слишком многим.