Зуб мамонта
Шрифт:
Он был так занят любимым делом, что почти не обращал внимания на стаю юрких, подросших, как и он сам, собратьев. В поисках корма они шныряли по заросшему растениями аквариуму, гонялись друг за другом, дерзко наскакивали на слабых и трусливых, а он, занятый делом, словно не замечал их.
Недели две тому назад Алька написал отцу письмо. Но тогда у него было мало времени, письмо получилось короткое, о рыбках он почти ничего не успел рассказать и даже расстроился, когда относил письмо на почту. Ведь о рыбках отцу особенно приятно было бы прочитать.
Сегодня
О научных подвигах хвостатого любимца Алька написал на целой странице, еще и на другой прихватил четыре строчки. Сообщил также, сколько вывелось мальков, что пять штук он подарил симпатичному толстячку Коте, брат которого Толя Белявкин строит подзорную трубу, знает астрономию, как настоящий профессор, и вообще Толя самый лучший Алькин друг. Такому человеку, как Белявкин, написал Алька, не только пять, но и сколько хочешь не пожалел бы мальков. Что там мальков — даже взрослых рыбок не пожалел бы. А вот продавать их на базаре, как продают некоторые мальчишки, он не стал бы. Разве хорошо, когда мальчишки занимаются таким делом? Это совсем не мальчишеское дело.
Закончив о рыбках, Алька принялся было повествовать, как получил из журнала «Пионер» письмо, но помешал колокольчик. Он звенел так громко, будто кто-то за калиткой решил непременно оборвать проволоку. Алька кинулся к раскрытому окошку.
— Дома ты? — послышался возбужденный голос Валерки. — Выходи скорей! Мишке мяч из Венгрии привезли. Желтый! Звенит! Уже команды набирают!
Какое же тут письмо! Еще хорошо, что вчера вечером интересной передачи по телику не было, уроки хоть сделал. Не все, правда, сделал, да ладно…
Мишкин венгерский мяч и в самом деле был отменного качества. От ноги летел, как пушечное ядро. Алька метров с двенадцати такой влепил под верхнюю планочку гол, что Валька Резник, по прозвищу «Тигра», даже рыпнуться не успел в воротах. Лишь мяч взглядом проводил.
Играли почти до самой школы.
Алька забежал домой, за пять минут «выучил» оставшиеся уроки, поел наспех и, собирая портфель, увидел недоконченное письмо. Просто беда, не везет с этими письмами. «Вечером уж обязательно допишу», — подумал Алька.
Только и вечером некогда было вспомнить о письме. Толстая красная самочка меченосца словно специально ждала этого дня, чтобы порадовать заботливого хозяина своим многочисленным потомством.
Чуть не до самой ночи Алька вместе с тетей Кирой отлавливали не в меру резвых ее детишек. Шустрые вывелись мальки. Никак не желали переселяться в банку. Даже «Кабачок «Тринадцать стульев» из-за них пропустили.
О письме отцу в далекую-далекую Танзанию Алька в тот вечер так и не вспомнил. Зато, лежа под одеялом, уже в темноте, он с удовлетворением и радостью подумал о том, что теперь, если посчитать, то рыбок у него, пожалуй, будет не меньше, чем у Валерки.
День 70-й
С утра пораньше Алька затеял большую уборку. Пора.
С помощью скребка — палочки, на которой было укреплено лезвие безопасной бритвы — Алька почистил стекла, резиновой трубкой отсосал в ведро грязь со дна, а растения он разбирал уже вместе с Валеркой.
Зачем пришел Валерка, Алька сразу и не понял. На новых мальков, резвившихся в банке, он посмотрел без особого интереса, но зато на самых первых мальков (теперь почти взрослых рыбок) глядел долго, внимательно, будто вновь и вновь пересчитывал их.
— Что смотришь? — спросил Алька, освобождая молодую светло-зеленую веточку мха от цепкой тины, сотканной из сотен тончайших нитей. — Смотришь, что большие стали?
— О том и речь, — сказал Валерка, хотя перед этим не произнес ни слова. — О том и речь, — повторил он.
— О чем речь?
— Совсем, говорю, большие стали.
— И твои не меньше.
— И мои большие, — подтвердил Валерка и, засучив рукава рубашки, принялся помогать Альке.
Вдвоем они быстро выбрали скользкую тину, оборвали старые потемневшие веточки и водворили веселую, словно вдруг помолодевшую зелень обратно в аквариум. Валерка вновь задумчиво оглядел рыбок:
— Завтра пойдешь со мной на базар?
— Конечно, — сказал Алька. — Давно хочу посмотреть.
— А я не смотреть, — коротко молвил Валерка.
— Еще будешь покупать рыбок?
— Не покупать… — Валерка прихлопнул ладонями, крепко сжал их. — Продавать буду.
Алька заморгал.
— А чего ждать? Самое время на базар нести. За полную цену пойдут. Я же видел: продают рыбок и меньше наших.
— Не боишься?
— Чудак! Кого же бояться? Там кто хочет, тот и продает. Свое же, не краденое.
Альке почему-то неприятно было вести этот разговор. В грязное ведро он выплеснул из таза отбракованные водоросли и понес ведро во двор — вылить в помойную яму. По дороге, заглянув в кадушку, сказал — не Валерке, вышедшему вслед за ним на крыльцо, — а скорее самому себе:
— Корм кончается. Надо на пруд идти…
— Составлю компанию, — тотчас предложил Валерка. — Сейчас пойдем?
— Да можно… — задумчиво отозвался Алька…
Участок дороги, который просматривался из окон Галки Гребешковой, Алька и Валерка, по всей вероятности, миновали бы незамеченными, если бы Галка в этот час не затеяла мыть окна. Только она собралась начисто протереть стекло наружной рамы, как увидела двух своих школьных товарищей.
В синей косынке и с комом смятой газеты в руке стоявшая на скамеечке Галка была видна в открытом окне, как на экране телевизора. Однако ни Алька, ни Валерка, прошедшие в пятнадцати метрах от ее дома, не увидели Галку. Увлеченные беседой, они словно забыли обо всем на свете и не смотрели по сторонам.