Зубы Дракона
Шрифт:
Ланни Бэдд принадлежал к привилегированным классам. Об этом говорил один вид его улыбающегося лишённого морщин лица, загорелой и здоровой кожи, аккуратно подстриженных усов и тщательно уложенных каштановых волос. Об этом свидетельствовал и его сшитый по фигуре и свежевыглаженный костюм, его подобранные в тон рубашка, галстук, обувь и носки, всё из дорогих материалов. Уже ушло в прошлое время, когда он наблюдал кровопролитие или испытывал личный дискомфорт. Его теперешняя жизнь была лишена этих несчастий, и то же самое можно было сказать и о его жене. Но теперь эти чертовы грязные законы природы, эти давно затянувшиеся напряжения и страдания, боже, что это за врачи и ученые, которые не могут придумать что-то, чтобы убрать всё это! Это было похоже на извержение вулкана в благоустроенном и спокойном обществе. Конечно, здесь чуть лучше. Ведь
Хирург! Парень с набором блестящих стальных инструментов, готовый помочь природе и извлечь из женщины живого и брыкающегося ребенка! Ланни не поверил, когда первый раз услышал об этом. Это произошло на средиземноморском побережье, когда мальчиком подслушал разговор своих сверстников, рыбачивших вместе с ним, о «правде жизни». В этот момент ему казалось точно так же невероятным то, что происходит в комнате рядом. А жертвой является его красивая молодая подруга, которую он горячо любит. Его слишком живое воображение было занято кровавыми деталями, и он сжимал руки, пока костяшки пальцев не стали белыми. Его протест против природы перешёл в ропот. Он подумал: «Неужели нет ничего более приемлемого, чем это!» Он мысленно обратился к своей праматери, спрашивая, почему она не стала откладывать яйца, что, казалось, так хорошо выходит у птиц, змей, ящериц и рыб? Но эти так называемые «теплокровные», у которых так много крови и которые так легко её проливают!
Ланни знал, что Ирма не разделяет эти чувства. Ирма была «разумной женщиной» и не страдала избытком воображения. Она неоднократно говорила: «Не волнуйся, со мной все будет в порядке. Это не длится всё время…» Все соглашались, что эта молодая Юнона была создана для материнства. Она ездила верхом, плавала, играла в теннис и обладала сильным телом. Она не побледнела, когда она пересекла порог этой больницы, или даже когда она услышала крики другой женщины. С Ирмой Барнс всё всегда бывает в порядке. И она сказала Ланни, чтобы тот забыл о ней и вернулся домой играть на фортепиано. А он сидел здесь и думал о вещах, о которых узнал из энциклопедической статьи, озаглавленной «Акушерство». Он с детства имел привычку пользоваться энциклопедией. Но, черти что, почему эта статья уделила так много внимания прохождению плода ногами вперёд и другим патологиям. Ланни хотел находиться в родильном отделении. Он был бы рад зайти туда, но это считалось бы ещё большей патологией на этой земле жестких традиций.
Так он сидел в маленькой приемной, и время от времени на его лбу выступал пот, хотя в это время на Ривьере стоял прохладный весенний день. Он был рад, что находился один в комнате. Время от времени, когда кто-то проходил через неё, он опускал глаза в книгу и делал вид, что поглощен чтением. Но если это была одна из медсестер, он не мог удержаться украдкой бросить взгляд на неё, надеясь, что настал момент, и медсестра скажет ему об этом. Женщина улыбалась. Правила позволяли ей улыбнуться красивому молодому джентльмену, но запрещали ей вдаваться в акушерские подробности. — «Tout va bien, monsieur. Soyez tranquille.»
В таких местах колесо жизни вращается по расписанию. Те, кто обслуживает механизмы, приобретает профессиональные привычки, их фразы стандартизируются, и появляется массовое производство вежливости, а также и детей.
Ланни Бэдда позвали к телефону. Это был Пьетро Корсатти, американец итальянского происхождения, представлявший нью-йоркскую газету в Риме и отдыхавший в это время на Ривьере. Когда-то Пит оказал Ланни услугу, и теперь ему было обещана ответная услуга. В ответную услугу входило получение информации в момент события, но событие может не случиться, а может и не собиралось случиться. «Я знаю, как ты себя чувствуешь», — сказал корреспондент, сочувственно. — «Я прошел через это».
«Это уже длиться четыре часа!», — воскликнул возмущенный молодой муж.
— Это может длиться более четырех, а может — двадцать четыре. Не принимай это слишком близко к сердцу. Это уже случалось много раз. Известный цинизм журналиста.
Ланни вернулся на свое место, думая об итало-американце с сильным бруклинским акцентом, который достиг важного положения в своей газете, и мог рассказать много забавных историй о regime fascista и его лидерах, которых,
Журналист считает безмерным невезением, когда он не может опубликовать свою лучшую историю. Пита об этом не просили и все же, он этого не сделал, так что теперь Ланни стал его другом на всю жизнь, и в любое время сделает для него всё, что сможет. Они говорили, как друзья, и Ланни рассказал, что знали только немногие из его друзей. Ирма сделала именно то, что подсказал ей Пит. И она и Ланни поженились в тот же день, когда она нашла его в Лондоне. И как говорится на бруклинском диалекте они «сразу приступили к делу». И вот результат. Через девять месяцев Ланни, сидит в приемной роддома, ожидая прибытия «сэра аиста», «благословенного случая», «маленькую посылку с небес». Он знал все эти термины, относящиеся к рождению ребёнка, потому что, когда он и Ирма были в Нью-Йорке, они читали таблоиды и слушали аналогичные радиопрограммы, выстреливающие сплетни на жаргоне со скорострельностью пулемета фирмы Бэдд.
Ланни обещал Питу сенсационная новость. Это было не так уж и сложно, потому что французские газетчики не были особенно активны в слежении за рождением наследника огромного состояния. Эта история могла бы вернуться обратно телеграфом в Париж для англоязычных газет. Ланни так много якшался с корреспондентами и догадывался, что именно Пит мог сообщить в своём телеграфном стиле, и как это может быть подано в газетах на сладкой земле свободы. Несомненно, Пит уже направил сигнал, а читатели утренних газет узнают, что миссис Ланни Бэдц, которой была Ирма Барнс, звезда прошлого сезона, находится в частной больнице в Каннах в ожидании радостного события.
Газеты также сообщат соответствующие детали. Что Ирма является единственной дочерью Дж. Парамаунта Барнса, недавно умершего коммунального магната. Её наследство составляет чистоганом двадцать три миллиона долларов. Что ее мать из семьи нью-йоркских Вандрингамов, а ее дядя Гораций Вандрингам, уолл-стритовский игрок, потерявший всё в недавнем обвале рынка. По слухам, состояние Ирмы сократилось в два раза, но она все еще владеет роскошным поместьем на Лонг-Айленде, куда собирается вернуться. Газеты также добавят, что будущий отец приходится сыном Роберту Бэдду из Оружейной корпорации Бэдд в Ньюкасле, штат Коннектикут. Что его мать — известная международная красавица, вдова Марселя Дэтаза, французского художника, чьи работы произвели сенсацию в Нью-Йорке осенью прошлого года. Такие детали охотно читаются публикой, наблюдающей за жизнью богатых, как древние греки наблюдали за деяниями бессмертных, которые жили на заснеженной вершине горы Олимп.
Ланни предпочел бы, чтобы его ребенок родился вне публичного внимания, но понимал, что это не возможно. Это внимание будет следовать за Ирмой на всём её пути, пока у неё остается половина ее состояния. На самом деле ее состояние не уменьшилась, и все остальные также потеряли половину, так что доля Ирмы Барнс осталась такой же, и у неё сохранился королевский статус. Так же повезло молодому человеку, которого она выбрала в качестве своего принц-консорта. В дни ancien regime [2] , когда у королевы Франции рождался ребенок, у знати была привилегия убедиться, что это был настоящий наследник престола, и чтобы не было никакого мошенничества. Они становились реальными очевидцами физического появления младенца дофина, а историям об аисте никто не доверял. В комнате Марии-Антуанетты их толпилось такое множество, что королева кричала, что она задыхается, а король открывал окно своими руками. Наверное, этого не случилось бы сейчас с королевой, если бы всё происходило в поместье Барнсов. Но нынешние читатели газет и радиослушатели хотели иметь почасовые сводки о том, что происходит в этом роддоме.
2
старого режима (фр.)