Зулейка Грин: Мост
Шрифт:
Мимо нас прошла женщина в хиджабе, закутанная до самых глаз.
– Кто бы мог подумать, что современные Гюльчатайки и Зухры, прабабушек которых сто лет назад раскрепостила советская власть, добровольно подхватят моду на паранджу и совсем не будут против Абдуллы? – усмехнулся Кот, проводив взглядом женщину.
– Значит, есть у них потребность в этом. Рано их раскрепостили,
– Да брось ты! В этом мире одно сплошное притворство и лицедейство, как наши съемки. Все играют: взрослые прикидываются любящими родителями, подчиненные – преданными работниками. Увядающие женщины изо всех сил притворяются молодыми, молодые -зрелыми, а старухи – беспомощными. А политики прям натурально радетели за счастье своего народа. В каком-нибудь регионе с дегенеративным обществом играют в честные выборы, устраивают целый спектакль с выдвижением кандидатов, хотя исход предрешен и ясен даже самому последнему дебилу. Но все притворяются и играют в выборы, что те, что эти.
– Зачем же всех равнять под общее определение – «дегенеративное общество»? – почему-то обиделся Жангир.
– Ну, баранье стадо, тебе от этого легче?
– Это грубо, я тебе скажу!
– Да ладно, все мы бараны, давно пересчитаны и помечены.
Я медленно пережевывала свой салат и думала, как же все-таки обманчив внешний вид человека. Этот Кот, или как его там, не так прост, каким хочет казаться. Почему-то вспомнился случай, который произошел еще в то время, когда я работала в киоске. В один из тихих и солнечных дней бабьего лета через одностороннее стекло моего киоска я заметила странного типа. Это было просто невероятное зрелище: голубоглазый мужчина средних лет с огромной вмятиной на выбритом черепе, по всей видимости, последствием какой-то жуткой травмы, невысокого роста, в не по размеру больших клоунских кроссовках и коротких черных штанах, оголявших тощие голые лодыжки. Ярко-оранжевая куртка с капюшоном, надетая поверх спортивного свитера, а под спортивкой измятая белая рубашка. И поверх всего этого великолепия длинным лоскутом выделялся несуразно свисавший галстук в сине-белую полоску. Когда
Я сидела, ошеломленная и завороженная столь яркой личностью. Охранник из торгового центра хмуро и пристально наблюдал за этим паяцем, но прогнать его не решался. Этот тип прохаживался туда и обратно, приставал к прохожим, стрелял то курево, то мелочь. И вот он прошел мимо моего окна. Я сидела на высоком табурете, скрестив ноги. Его взгляд зацепился за них, и губы растянулись в кривой улыбке, готовясь выпалить, по всей видимости, какую-нибудь скабрезную и неприличную шутку. Он поднял на меня ухмыляющееся лицо, и тут, встретившись со мной глазами, ухмылка его вдруг погасла. Он замер. Я продолжала наблюдать и с любопытством выжидала. Потом эту немую сцену нарушил покупатель, заслонив собой незнакомца, и он исчез. Я не могла понять, в чем дело с этим внешне конченным и деградировавшим человеком. Но у него был такой необычайно разумный взгляд, что я заподозрила его в маскировке. И он смотрел такими глазами, словно узнал! Его взгляд был взглядом узнавания. Этот человек не совсем являлся тем, кем усиленно хотел казаться.
Я пристально посмотрела на Кота.
– Кот?
– А? – он с готовностью повернулся ко мне.
– Тебя как зовут на самом деле?
– Константин.
– Почему бы мне не звать тебя так?
Константин с умилением воззрел на меня:
– Что ж, зови. Только надолго тебя не хватит.
– Почему это?
– Тебя очень, понимаешь, очень потянет звать меня Котом.
Меланхоличный и немногословный Жангир, закончив скрести вилкой по опустевшей общепитовской тарелке, старательно подавил отрыжку и протянул руку к своему напитку.
Кот молниеносно схватил мой стакан, вложил его в мою руку, а затем чокнулся своим бокалом о наши стаканы:
– За наше стадо!
– Да ты кончай, а! – недовольно проворчал Жангир.
– Эй, Мen, не надо так на меня смотреть! Зачем обижаться на правду? Я говорю одну святую правду.
Конец ознакомительного фрагмента.