Зулус Чака. Возвышение зулусской империи
Шрифт:
Можно спорить, к какому жанру отнести эту книгу. Ее нельзя назвать строгим историческим исследованием, не назовешь ее и романом. Ближе всего она к историко-художественному жанру. А широкое использование эпоса сделало се новаторской. Лишь потом, в шестидесятых годах, получило всеобщее признание мнение, что прошлое Африки не восстановить без народных преданий, без устной исторической традиции.
Риттер издал свою книгу в 1955 году, и у него скоро нашлись подражатели. В 1962 году была издана книга о другом зулусском правителе – Мзиликази, а в 1964– о Дингаане, брате Чаки, его убийце и преемнике.
Впоследствии вышло немало жизнеописаний, но пока что редкие из них являются подлинной удачей. Одни сплошь состоят из «ума холодных наблюдений», в других полно эмоций, но зато, кроме них, нет ничего. Объективность подменяется то традиционной колониальной трактовкой, то неоколониальной, то слишком уж крайним африканским национализмом.
Следовать примеру Риттера нелегко. В свою книгу он вложил великолепные знания и громадный труд. А ведь ко многому в литературе о Чаке (да о Чаке ли только?) можно отнести известные слова Пушкина: «В наше время главный недостаток, отзывающийся во всех почти научных произведениях, есть отсутствие труда. Редко случается критике указывать на плоды долгих изучений и терпеливых разысканий»
Не в пример скороспелым поделкам, типичным для наших времен не меньше, чем для пушкинских, книга Риттера – дело всей его жизни. Он не торопился издать ее. Кропотливо старался собрать в ней то, что узнал за всю свою долгую жизнь.
У Риттера была уникальная возможность познакомиться с жизнью зулусов. Он среди них вырос, и первым языком, на котором он научился говорить, был зулусский. Зулусские предания были его первыми детскими впечатлениями, а образ Чаки занимал в этих преданиях главное место. Риттер с младенческих лет слышал о Чаке – от кормилицы, от друзей детства, от старших.
Об истории зулусов Риттер мог многое узнать и в своей собственной семье. Ко времени его рождения, к 1890 году, семья уже давно обосновалась в тех краях. Отец Риттера, ганноверский офицер, оказался на Юге Африки благодаря участию в Крымской войне. За согласие воевать на франко-британской стороне английское правительство тогда раздавало немецким солдатам и офицерам земельные участки в Южной Африке, на восточной границе Капской колонии. Так немец за участие в войне против России получил от англичан африканскую землю. Чего только не бывает в истории!
Не только капитан Риттер, но и его сын в молодости участвовал в англо-зулусских схватках, и, конечно, не на стороне зулусов. Но, должно быть, многое передумал и переосмыслил Эрнест Риттер, прежде чем на 66-м году своей жизни издал эту книгу.
Знание старых преданий дало Риттеру возможность показать зулусский народ и на войне, и в труде, и в домашней обстановке. Перед читателем не схематические типажи, а многокрасочная живая жизнь.
Из характеристик, которые Риттер даст Чаке, хотелось бы выделить следующие:
«Даже обладая самым богатым воображением, нельзя возложить на Чаку ответственность
Риттера возмущают «россказни, которыми пичкают доверчивую публику... Если верить им, во всем Зулуленде и на побережье Натала нет, пожалуй, такой пропасти или такого водопада, куда Чака не сбрасывал бы отдельных осужденных, полки или даже целые племена».
«Чака, несомненно, бывал временами жесток. Но это присуще всем великим полководцам. Тит, самый «гуманный» из римских императоров, во время осады Иерусалима распинал по тысяче иудеев в день... Чака велел заживо сжечь шестнадцать женщин. Красс же, разбив Спартака, распял шесть тысяч восставших рабов. Когда в 1631 году Тилли взял штурмом Магдебург, жительницы этого города подверглись насилию. Воины Чаки за такое преступление поплатились бы жизнью...»
Многих читателей, должно быть, все-таки поразит жестокость тех нравов. Но еще раз – разве не было такой же свирепости и крови в прошлом европейских народов, стоявших на похожем уровне развития? История и тут писалась кровью, и, как это ни печально признавать, запомнились больше те правители, при которых кровь лилась особенно обильно.
Все же какими бы жестокими ни казались нам многие поступки Чаки, они с морально-этической стороны куда естественнее для того общества, чем страшные изуверства и кровопролития, учиненные в более поздние времена «цивилизованными» государствами.
Конечно, не со всем в книге можно согласиться. Риттер фактически приписывает все достижения зулусского парода в тот период одному Чаке. Это неверно. Тенденции к объединению существовали и до чего. Предшественник Чаки – Дингисвайо – пытался объединить зулусов, но самый процесс начался, надо полагать, еще раньше и был проявлением одной из закономерностей развития человеческого общества на переходе от доклассового общества к классовому.
Стратегия и тактика, с помощью которых Чака одерживал свои победы, тоже вряд ли были лишь его изобретением, как может сложиться впечатление по книге. И тут он не мог не опираться на уже зародившиеся традиции.
Риттер не профессиональный историк, он и не пытается серьезно разобраться в глубоких корнях событий. А успехи и все поведение Чаки в ранние годы его правления объясняет, исходя из примитивно понятого фрейдизма.
Наивна и трактовка поведения Чаки в последние годы жизни, когда он в упоении абсолютной властью окружил себя льстецами и стал подозревать всех и вся. По мнению Риттера, Чаку сделала жестоким тираном смерть горячо любимой матери: «Меланхолия, охватившая короля, толкала его на отвратительные поступки». Вряд ли можно назвать полностью удачной и попытку автора объяснить мотивы политики Чаки по отношению к англичанам. Упомянутое в книге каннибальское племя, к которому якобы принадлежал Ндлела – один из соратников Чаки, – походит скорее на сказочный образ.