Зумана
Шрифт:
Глубоко за полночь он добрался до места.
Шут нашел бы эту лесную хижину и с завязанными глазами… Так много с ней было связано.
"Где сейчас мой Шелк? — с грустью подумал он. — Вот бы отыскать его… Да разве кто сознается, что видел?"
Он устало выполз из седла, почти свалившись под ноги своему безымянному жеребцу, и тяжко вздохнул.
— Устал я… — посетовал Шут. — Скорей бы уж кончилось это все…
В темноте — луну съела туча — он ощупью нашел задвижку на двери и приоткрыл сторку, выпустив наружу чуть едкий пыльный запах прошлогодних листьев. Конечно… они усыпали там все, ведь ставни на зиму никто не закрыл… Возможно, после того, как Шут покинул
Все так же на ощупь он отыскал огниво у очага, запалил лучину и огляделся.
Домишко выглядел еще более заброшенным, чем раньше. Хотя, может, ему просто казалось… Сухие осенние листья действительно лежали повсюду, на кровати валялся брошенный кем-то обломок охотничьего копья, а на столе — осколки глиняной посуды.
"Будто медведь прошел…" — подумал Шут, поднимая с пола пыльную рогожу, которой укрывался когда-то, и оглядываясь вокруг в поисках сухих веток для очага. Он уже понял, что немедленно пуститься в обратный путь просто не сможет. Да и коня было жаль. Хороший конь, вовсе незачем его загонять. Шута только мучил один вопрос — как не проспать до полудня?
А еще очень хотелось есть.
Но спать — сильней. Разомлев в тепле, поднявшемся в очаге от весело полыхнувшего сушняка, Шут уже почти совсем свалился на тюфяк, но вспомнил про коня и усовестился. Тому тоже не мешало и отдохнуть и покормиться. Шут со стоном поднял свои утомленные кости с чурбака, на который успел присесть, и поплелся расседлывать ни в чем неповинное животное. На ужин — или скорее ранний завтрак — он предложил жеребцу часть своей богатой соломенной перины…
Спал Шут скверно. Все время мерз и просыпался, боясь, что пропустит рассвет. А когда тот наконец наступил, хибара наполнилась таким холодом, что весь сон сошел быстрей, чем кожа с обмороженных пальцев. Дрожа и подвывая, Шут выбрался из-под рогожи и обругал себя идиотом — он, оказывается, не прикрыл до конца дверь, вот все тепло и уходило прочь без толку.
Конь тоже выглядел невесело. Он сердито заржал, увидев Шута — потребовал нормального корма и теплой конюшни. Да уж… не степной скакун… Тем-то холод вовсе был нипочем.
— Ничего, — похлопал его Шут по заиндевевшей морде, — сейчас согреемся!
При свете дня он быстро отыскал нужное дерево и, ухватившись за толстый длинный сук, вскарабкался на него, едва не запутавшись в плаще, который спросонья забыл снять. Старый дуб был так велик, что раскинув руки, шут не охватил бы и половины. Он подтянулся еще на одну ветку и, встав на развилке, по самое плечо запустил руку в дупло.
Мешок был там.
Конечно, куда бы он делся? Шут вытащил пропахший листьями и звериным пометом куль, да прямо там же его и развязал — убедиться, что ничего не попутал.
Ключ оказался на самом дне. Шут наткнулся на него, когда уже испугался, решив, будто все-таки потерял где-то или забыл. Пальцы сомкнулись на холодном стерженьке, скользнув по витому кольцу. Шут вздохнул с облегчением и быстро спустился вниз, царапая пальцы о сухую жесткую кору.
Не мешкая, он оседлал жеребца, скормив тому еще немного соломы, и пустился в обратный путь.
Трудней всего было одолеть соблазн и не завернуть в деревушку при дворце — в отличие от своего коня, Шут последний раз ел почти сутки назад…
Как и обещал, вернулся он к ночи. Разумеется, ничего за это время не случилось. Да и вообще в последние дни тревога посещала Шута все реже и реже.
Хотя оставался еще вариант, что он обыкновенным образом устал и потому лишился всякой чувствительности…
Элея встретила Шута молчаливым вопросом в тревожных глазах. Он обнял ее крепко и несколько мгновений просто слушал, как стучит любимое сердце под бархатистой тканью темно-синего платья… Принцесса купила его несколько дней назад, скромное, совсем не королевское… "Нам ведь не нужно привлекать внимания, Пат…". Да, конечно…
— Скучал… — прошептал Шут, перебирая губами пряди волос у нее на виске. И не смотря на ужасную усталость, вдруг так безумно возжелал, что смущенно закрыл лицо ладонью и тихо рассмеялся. — Вот видишь… и две бессонные ночи не способны погасить этот огонь… — конечно же, она почувствовала… Элея вообще была удивительно чуткой, порой угадывала то, о чем Шут даже говорить не собирался. — Никогда со мной раньше такого не было… Это все ты! — он с нежностью заглянул ей в глаза и как всегда увидел в них целый мир. — Мне кажется, я схожу с ума… но если так, то быть безумцем и впрямь — благословение богов.
…Это тоже была своего рода магия. Столь похожая на Единение, но иная…
Магия тела.
Она всегда была вплетена в жизнь Шута. Кто знает ее лучше акробата, что умеет доверять партнеру, больше, чем себе? Когда-то руки Дейры были для Шута почти такими же родными, как его собственные. Он знал их силу, знал и надежность. Его старший партнер и вовсе считал Шута продолжением самого себя, когда они сплетались в пьянящем танце стоек, прогибов и прыжков.
Единожды научившись чувствовать тело другого человека, предугадывать его малейшее движение, невозможно утратить эту чуткость, граничащую порой с предвидением.
Сколько раз Шут мог бы расшибиться, не обладай Дейра этим даром… старший акробат звериным наитием определял, как и куда приземлится мальчишка, оттолкнувшись от перекладины или упругой доски.
Все эти навыки, вся эта магия теперь нашла воплощение в танце, прекрасней которого Шут не знал.
Наутро он снова оставил ее. Выбираясь из кровати, осыпал милое лицо поцелуями, а потом долго не мог найти в себе решимость просто взять и уйти. Шут не чувствовал тревоги, у него не было дурных снов… но он все смотрел и смотрел на Элею, впитывал каждое мгновение, каждый ее вдох и выдох… Шуту казалось, он больше никогда не увидит ее такой. Он сам не знал почему.
Или знал.
Но не желал об этом думать…
Скоро придет время вернуться на Острова. И принять все презрение и недоумение, жалость и насмешки, которые обрушатся на нее.
Никто не простит наследнице, что променяла трон на безродного чужеземца. Никто и никогда не примет этого чужеземца, даже одари его король землями и титулом. У людей на такие дела долгая память. Они будут помнить и десять, и двадцать лет спустя, что принцесса Элея выбрала себе в спутники жизни шута.
Он вздохнул и, набросив плащ, тихо затворил дверь в их спальню. В соседней комнате Хирга и Кайза уже проснулись и занимались каждый своим делом — оруженосец натачивал и без того острый меч, а шаман сидел на полу скрестив ноги и мерно покачиваясь из стороны в сторону, возносил молитвы не то богам, не то просто новому дню. Шут улыбнулся Хирге, который одними губами пожелал ему удачи, и решительно шагнул навстречу самому тяжелому испытанию.