Званый обед с жареными голубями: Рассказы
Шрифт:
Другая, вполне с виду благородная дама набросилась на осетровую икру, — надо надеяться, что икра была настоящей, — и ела ее ложкой, словно овсяную кашу.
Когда мало-помалу стало ясно, что еды здесь вдоволь для всех и нет угрозы со стороны соседа в нелояльной конкуренции, многими овладело этакое приятное сонливое блаженство, челюсти заработали спокойно и дружно, как у верблюдов в пустыне. И все вопросы, только что волновавшие их воображение, были забыты.
Следует сказать несколько слов и об особой группке, также появившейся на этой арене действий,
Эту своеобразную группку составляли главным образом молодые современные девицы. Они держались стайкой на значительном расстоянии от стола и сторонились других людей. Девицы не комментировали происходящее, а лишь ограничивались загадочной улыбкой, именуемой в средневековом искусстве готической, но которую, правда, некоторые писатели приписывают таинственному народу этрускам. Однако наиболее известна эта улыбка по изображениям Будды в индийских храмах. Сии создания не оскверняли себя принятием пищи в обществе. Их саваноподобные одеяния делали грудь плоской, а спину и плечи широкими, при этом живот выпирал конусом.
По виду их можно было принять за дочерей хозяйки корчмы, там, по другую сторону Рейна, пользовавшейся особой популярностью у клиентов.
Такие создания обычно безымянные, их место жительства без улицы и номера, быть может, они скрываются в подвалах самого глухого ночного притона одного из городов мира.
Они были не только святые девы, им присуще было нечто от Норны, богини судьбы, которую называют еще ночным кошмаром, она знается с волками и способна превратиться в козу где-то между полночью и зарею.
Когда спросили, кто пригласил их сюда, от стайки девиц так и пахнуло прохладой зубной пасты, широко рекламируемой парфюмерной промышленностью:
— Мы представляем воздушное общество.
Затем следует упомянуть еще о двух господах, которые, как и молодые девы, присутствуя здесь, отсутствовали. Они вырядились в блестящие туфли, закрутили кверху усы и подтянули повыше твердые воротнички, ну ни дать ни взять почтенные господа с фотографий в газетах начала века. Чем-то они напоминали представителей каких-то далеко лежащих стран, которых пригласили участвовать в конференции по разоружению в Женеве, хотя эти страны никогда в войне не участвовали.
Судя по выражению их лиц, мужчины эти были не лишены иронии, но и не стремились особо ее проявлять, просто держались в стороне, искоса взирали на окружающее.
— Не хотите ли, господа, отведать этих яств? — обратился к ним кто-то.
— Что касается меня, то я предпочитаю есть дома, — ответил один. — Могу позволить себе бифштекс с яйцом, если захочу.
— Среди этих отбросов, несомненно, есть превосходные вещи, — заметил другой.
— А кого вы представляете, господа? — спросили у них.
— Мы реневаторы, — ответили они.
Среди присутствующих завязался громкий спор, кое-кто даже успел поссориться друг с другом, уточняя, является ли реневаторство политической партией или религиозной общиной. Так и не решив этого вопроса, компания обратилась непосредственно
Тогда один из них ответил:
— Мы те, кто ждет, когда все деликатесы превратятся в отбросы.
А другой добавил:
— Увезем их, чтобы не разводить мух.
Нашелся среди гостей и посетитель, который сетовал на скудость стола.
Как все истинные гурманы, он не был толст. Костюм плотно прилегал к его фигуре, он был сильно надушен, носил кольцо с огромным брильянтом, которое, хотелось думать, при близком рассмотрении не окажется стекляшкой. Его гладко причесанные голубовато-серые волосы и выражение лица говорили о том, что человек этот долго уже подвизается на ниве международных культурных связей.
Подойдя к столу, он опустил уголки рта, вытащил монокль, энергично вставил его в глаз и только тогда стал брезгливо рассматривать угощение. Покрутив голубя во все стороны, словно собираясь анатомировать птицу, он сказал:
— Жареные голуби, да-да-да. Доводилось видеть еду и получше.
С этими словами он жестом отверг голубей. Кто-то отпустил замечание, что, должно быть, господин большой привереда.
— Голуби — птица не поющая. Они воркуют. Они из куриной породы. Я полагаю, господа, вам всем известно, что поющая птица вкуснее. Мы, живущие на юге, едим только поющую птицу.
— Должно быть, не все на юге едят поющих птиц, — вставил кто-то из присутствующих.
— Не все? Кто же это не ест поющих птиц на юге? — переспросил гурман. — Спросите у кардиналов. Мне нет дела до того, что провинциальные епископы из захолустья на севере едят кур. «Только жареные голуби» — так принято говорить у нас на юге.
— А что это значит?
Обладатель монокля ответил:
— Тысячи миллионов поющих итиц летают над страной весной и осенью, весной они улетают в страны обетованные, осенью возвращаются. Их гонит и влечет любовь и вера, поэтому они поют, поэтому их мясо такого прекрасного вкуса. Мы ловим их силками. Нанизываем живыми на вертела, по двадцати штук на каждый. Над огнем они растопыривают лапки и выпирают грудки. Жарить их нужно на умеренном огне. Сначала обгорают перья, а потом постепенно прожаривается мясо. Какой запах, господа!
Затем, предаваясь воспоминаниям об этих восхитительных минутах, он закрыл глаза, сложил кончики пальцев, приложил к губам и причмокнул.
Не прошло и много времени, как большая часть собравшейся публики осовела, у них, как у знакомых уже нам бедолаг, появились пробки в ушах, и они почти ослепли, причем, ослепшие и оглохшие оказались в привилегированном положении.
Особы с зычными голосами, задававшие тон разговору, давно уже оставили попытки расслышать, что говорит собеседник, большинство гостей перестали задавать друг другу вопросы. А присутствующие здесь несколько исландцев вообще утеряли дар речи и только протяжно тянули одну гласную «а-а-а», да с такой силой, что того и гляди обрушится этот огромный международный отель. Полиция быстро справилась с буянами. Их тут же выставили прочь.