Званый ужин в английском стиле
Шрифт:
— Ничего, — ободряюще сказала она, — бог милостив. Проследи только, чтобы рядом их не посадить.
Тут выяснилось, что, по замыслу самой Анны Владимировны, жених Вареньки и госпожа баронесса как раз и должны были оказаться на соседних местах. Павел Петрович в отчаянии схватился за голову, но на помощь отцу очень своевременно пришел Митенька, высказавший весьма практичное предложение — он сам сядет рядом с баронессой, а господин барон займет его место. По другую руку от разведенной жены окажется ее родственник из индейских прерий, так что все приличия будут совершенно соблюдены.
— Ах, Митенька, какой ты молодец! — расчувствовалась Анна Владимировна и обняла
По правде говоря, Митенька был готов и не на такое, чтобы спасти красавицу Амалию от мужа — наверняка тирана, деспота и самодура, каких свет не видел, но похвала была ему приятна. Он приосанился и поправил очки, а Павел Петрович бросился к доктору, который взглянул на часы и быстрым шагом направился к выходу. Судя по всему, француз собирался произвести маневр, в просторечье известный как «сделать ноги». Выражаясь более высоким штилем, он явно собирался улизнуть.
— Венедикт Людовикович! — Павел Петрович догнал де Молине уже на лестнице. — Куда же вы? Мы так на вас рассчитывали!
Доктор, явно сконфуженный, забормотал что-то о пациентах и профессиональных обязанностях, которые вынуждают его… Но от Павла Петровича не так-то легко было отделаться. Он ласково, однако же весьма твердо взял француза под локоть и, невзирая на его протесты, увлек обратно в гостиную.
— Венедикт Людовикович, я просто вам поражаюсь! Вы же сами понимаете, какой вы незаменимый человек… — Павел Петрович оглянулся на жену и позволил себе даже довольно рискованную шутку. — Вдруг барон Корф еще что-нибудь у нас разобьет? Тогда ведь нам будет не к кому обратиться за помощью… — Де Молине вновь замотал головой, но Павла Петровича было не остановить. — Хорошо, мой дорогой, хорошо! Я посажу вас рядом с нашим итальянским гостем.
— О, нет, зачем же, прошу вас! — запротестовал доктор. Но Павел Петрович не желал ничего слушать. Он пожурил доктора за бегство, подвел его к жене и спросил, нельзя ли посадить де Молине рядом с хиромантом. Однако Анна Владимировна заявила, что это невозможно, места возле итальянца уже заняты ею самой на правах хозяйки дома и графиней Толстой.
— Мы посадим вас рядом с Митенькой, — объявила она, улыбаясь своей блеклой, невыразительной улыбкой. — И баронессой Корф.
Судя по всему, доктор был вовсе не против подобного соседства, так что на том и порешили.
— Александр, — тревожно шепнула Варенька своему спутнику, когда они шли в столовую, — может быть, нам лучше уйти? Я же вижу, вам неприятно находиться… рядом с ней.
Это было явно лишнее: барон Корф терпеть не мог, когда кто-то видел его слабость. Он метнул взгляд на Амалию, которая держалась непринужденно, словно ничего и не произошло, и отвернулся.
— Уверяю вас, вы ошибаетесь, — холодно произнес офицер. — Между мной и госпожой баронессой все давно кончено.
Варенька поглядела на него тревожно. От отца, генерала Мезенцева, который многое знал о жизни двора, она слышала, что первая жена барона оказалась вертихвосткой и авантюристкой, каких поискать, и что бедный барон изрядно с ней намучился, пока развод (на который он, к слову, до последнего не соглашался) не положил конец его мучениям. Но Амалия не походила ни на авантюристку, ни на легкомысленную особу вроде графини Толстой, которую не принимают в приличном обществе. Она вообще ни на кого не походила. У нее было умное лицо, и держалась она как настоящая светская дама. Нет, Варенька была бы только рада, если бы первая баронесса Корф оказалась исчадием ада, но, если посмотреть правде в глаза, та вовсе не производила такого впечатления.
Однако если баронесса Корф и в самом
«Как он, должно быть, из-за нее страдал! — думала сердобольная Варенька. — Нет, наверное, жена все-таки чересчур была с ним жестока. А то, что с виду баронесса такой не кажется… Вот, к примеру, Китти Барятинская тоже в институте слыла паинькой, а на самом деле… На самом деле ужасно гадкой девушкой оказалась».
Графиня Толстая поглядела на Амалию, которая шла к столу в сопровождении своего кузена, перевела взгляд на мрачное лицо барона и глупышку-невесту рядом с ним и ласково улыбнулась Никите Преображенскому.
— Кажется, никто из них не догадается уйти, — сказала она. — Интересный вечер нам предстоит! По правде говоря, я обожаю скандалы, особенно семейные.
— Элен, умоляю тебя, — довольно кисло пробормотал молодой композитор.
— Разумеется, когда они происходят в чужих семьях, — продолжала графиня, безмятежно улыбаясь. — Скандалы в собственной семье всегда скучны, грубы и несносны…
Неподалеку от них Анна Владимировна успокаивала знаменитого хироманта, который во что бы то ни стало хотел знать, что происходит и почему тот officier [12] так разволновался при появлении дамы в изумрудном платье.
— Нет-нет, месье! — лепетала хозяйка дома. — Уверяю вас, вы ошиблись!
Беренделли шутливо погрозил ей пальцем и важно заявил:
— У судьбы от меня нет секретов. Я все равно прочту все по их ладоням, понимаете?
На самом деле, конечно, ему не требовалось даже смотреть на ладони, чтобы понять смысл происходящего. Он был почти уверен, что красавица с бархоткой на шее предпочтет покинуть дом Верховских под благовидным предлогом, но: но она уже садилась за стол между своим спутником — судя по сходству лиц, близким родственником — и сыном хозяев. Беренделли нравились храбрые женщины, и он посмотрел на Амалию с невольным уважением.
12
Офицер (франц.).
«И какого черта он на нее пялится?» — подумал, бросив взгляд на итальянца, бледный от бешенства барон Корф.
Билли же с задумчивым видом смотрел на вилки и ножи возле своего прибора. С другой стороны от Амалии Митенька Верховский на правах почти хозяина решил, что настала пора развлечь гостью разговором.
— Вы давно изволили прибыть в Петербург? — спросил он.
— Совсем недавно, — ответила баронесса.
— Кажется, вы остановились в гостинице?
Но тут в их беседу самым неучтивым образом вмешался барон Корф.
— Какая еще гостиница? — зло обронил он. — А что такое случилось с вашим особняком на Английской набережной?
— Я распорядилась переделать в нем второй этаж, — очень спокойно ответила Амалия. Но в ее глазах полыхнули уже не искры, а такие языки пламени, что даже Билли, которого они ни в коей мере не касались, малость поежился.
Иван Андреевич метнул на говорившую быстрый взгляд. На Английской набережной? Стало быть, странная молодая женщина принадлежит к высшей знати, иначе бы ей просто не удалось там поселиться.