Звени, монета, звени
Шрифт:
Под ногой слуги предательски скрипит половица. Склонившийся над столом Фрэнк в одно неуловимое мгновение оказывается на ногах, обнаженный меч в его руке хищно поблескивает в свете свечей. Воин рывком распахивает дверь, и лезвие упирается чуть пониже кадыка одного из подсматривавших.
– Что там? – не поворачиваясь, спрашиваю я.
– Похоже, за нами следили, господин мой, – сквозь зубы цедит Фрэнк. – А вот зачем – это мы сейчас узнаем. Не так ли, приятель?
Он чуть надавливает на меч, и на горле коридорного появляется тоненькая
– Мы ничего такого не хотели, господин. Просто послышалось что-то, вроде как голос, вот мы и подумали: может, господа в чем-то нуждаются? Я уже и руку поднял, чтобы в дверь постучать, да половица…
Он вымученно улыбается и разводит руками, стараясь не замечать ни меча, ни крупных капель пота, текущих по лицу. Да уж, разъяренный Фрэнк – зрелище не для слабонервных. К тому же он не успел надеть шлем, и теперь оба прислужника с ужасом и благоговением пялятся на алеющие у него на щеках мечи. Впрочем, нет. Пялится только один. Другой сейчас не видит ничего, кроме длинной узкой полосы бритвенно-острой стали, упирающейся ему в горло.
– Отпусти его, Фрэнк. Хоть мы с тобой никого и не звали, но это объяснение весьма похоже на правду.
Воин нехотя отводит меч, но не убирает его в ножны; коридорный, еще не до конца уверенный в том, что он по-прежнему жив, прислоняется к стене. Конюх тут же принимается кланяться и благодарить добрых господ, желая им всяческих благ, но тут же замолкает, когда меч нацеливается на его живот.
– Вы знаете, что это означает?
Фрэнк, голос которого опасно мягок, медленно прикасается к метке Алого Ордена. Коридорный, всё еще не оправившийся от потрясения, торопливо кивает, конюх тоже.
– Хорошо, но я всё же напомню. На всякий случай. Итак, этот знак, который невозможно подделать, говорит любому в Северном Пределе, у которого есть глаза: забудь. Забудь то, что ты видел и слышал на всю жизнь, если хочешь, чтобы она и дальше продолжалась. Вам всё ясно?
Выслушав дружные и весьма бессвязные подтверждения, воин наконец убирает меч и добавляет:
– Я рад. И запомните: если любой из вас еще хоть раз окажется перед этой дверью без очень веских причин, то я выпотрошу его как треску. А теперь – убирайтесь!
Проследив, как перепуганные до смерти слуги с грохотом скатываются по лестнице, Фрэнк возвращается в комнату и запирает дверь на засов.
– Они точно говорили правду? – спрашивает он, усаживаясь на свое место. В ответ я пожимаю плечами:
– Надеюсь.
– Ты хочешь сказать, что не уверен?
– Я хочу сказать, что проверять их более тщательно у меня нет ни желания, ни времени. В любом случае ты их так напугал, что…
– Хотелось бы верить… Но завтра с утра нам лучше переселиться в какое-нибудь другое место, более скромное и безопасное. Я уже жалею, что не настоял на предложении Делонга. С двумя-тремя алыми братьями в качестве стражей я бы чувствовал себя куда увереннее.
Ну ничего себе! Мои брови против желания приподнимаются:
– Уж не страх ли я слышу
– При чем здесь страх? Просто у меня нехорошее ощущение, что наш враг сейчас хозяин ситуации, и это мне не нравится.
– Хм, кто бы спорил…
Минуту оба молчат, потом я встаю и некоторое время копаюсь в своей сумке.
– Вот. Давно пора было дать тебе это.
Воин с интересом рассматривает предмет, лежащий на моей ладони.
– И зачем мне эта побрякушка?
– Эта «побрякушка», как ты ее называешь, великолепная помощь в сложной ситуации. К сожалению, она у меня лишь одна. О Четыре! Если бы я вовремя дал ее Кольне, то он скорее всего был бы жив!
Пожав плечами, Фрэнк надевает на правое запястье широкий витой браслет из белого металла, похожего на серебро.
– Ты доволен?
– Вполне.
– И как он мне может помочь? Испепелит недоброжелателя, что ли?
– Доверься мне. Просто доверься и носи браслет, не снимая, пока я не разрешу. Договорились?
Воин вновь пожимает плечами, будто говоря: ладно, ты здесь главный.
– Тебе не кажется, что мы несколько отвлеклись?
– Возможно. Итак, как я говорил, в правдивости рассказа хозяина и повара «Леопарда» я абсолютно уверен. Каждый из них изложил именно то, что видел.
– Допустим. И что с того?
– Что с того? Да то, что Трейноксис и его подручные, если таковые есть, прекрасно знают, что мы в Лайдоре и ищем их. Что они тоже находятся здесь, или по крайней мере находились до сегодняшнего утра. Что…
– Погоди. Теперь давай помедленнее и с объяснениями. Я не успеваю за твоими мыслями, о Мудрый.
– Хорошо. Ты помнишь дом Керволда и старика Димаста?
– Конечно, по… Что?!
– Вот именно. Спорю на свою бороду, что до появления там Трейноксиса Димаст был не более гельт, чем ты или я. Я уверен: его сделали таким, каким мы его нашли.
– Но это значит, что если бы Кольна пришел сюда…
Я устало киваю:
– Я бы тут же убил его. Похоже, именно на это наш враг и рассчитывал. Он прекрасно знал, что любой Мудрый не может себя контролировать в присутствии гельт, что он будет действовать молниеносно и совершенно однозначно.
– Какая мерзость! Получается, что если он, не приведи Четыре, доберется до меня раньше, чем я до него…
– Увы. Наше служение не позволяет нам колебаться, даже если состояние гельт охватывает очень близкого, родного человека. Мать, ребенка, любимую…
Прищурившись, воин смотрит на меня с нескрываемым неодобрением:
– Чем больше я узнаю, тем больше понимаю, что Четыре, да простят Они мое богохульство, не столь уж благи.
– Возможно. Но не забывай, что в обычной ситуаций появляется не больше одного-двух гельт во всех четырех пределах за несколько лет. И лишь несколько раз за всю историю, насколько мне известно, это была женщина. Ребенок – ни разу.
– А многих…
– Это не имеет никакого отношения к нашему делу!